Герцогиня

— Пойми, наконец. Ты в этом мире не нужна никому. Всякий человек, узнавший твою историю — тебе враг. Желающих унизить, оскорбить, просто — ударить, тебя, выросшую в богатстве, в княжеском тереме, восемь лет пребывавшей во княгинях… Да любой-каждый в тебя плюнет! Да ещё и похвастает: вот, де, я смелый да христолюбивый какой! Сучке беспородной, к Рюриковичам примазавшейся, юшку кровавую пустил! Чтоб место своё знала! Отродье игрищ бесовских! Вспомни, что говорят отцы церкви о детях разврата: "хотя бы они и воспитали детей своих, отниму их, ибо горе им…". Всяк верующий захочет принять участие в этом божеском деле — в отнятии таких как ты детей, в причинении им горя. Подойди.

Она оглянулась на мать, но встала и, обнажённая, приблизилась и наклонилась ко мне. Я погладил её по лицу, по шее, по плечам. Потрогал и чуть прижал грудку. Растёт, девушка, растёт. Она, неуверенно улыбаясь, смотрела на меня, пока я наглаживал её тело. Она здорово вытянулась за последние месяцы, окрепла, подтянулась. Нет висящей кожицы на слабой жировой подкладке, мышцы появились, осанка улучшилась, загар ей идёт. Но главное — изменилась моторика движения. Стала более чёткой, уверенной.

Я гладил её бёдра, животик, попочку, поворачивал перед собой.

— Всяк, Росточек. Но не я. Потому что я вижу в тебе — тебя. А не историю твоего зачатия. Тебя саму, а не последствие действий других людей. Я — единственная в мире твоя защита и оборона. Для всех остальных ты — нечто нечистое, грязное, мерзкое. Отброс смердящий. А я вижу юную, красивую, умную, добрую женщину. И я постараюсь защитить тебя. Нужно только одно: твоя преданность, твоя верность, твоё служение мне. Только мне. Потому что все остальные — против тебя.

Она закинула руки за голову, отдавая своё тело в моё распоряжения, отметая всякие общественные, религиозные, народные оценки оценки и эпитеты. Отдаваясь душой, для которой только моё, но не мирское, не человечье мнение имеет значение. Дыхание стало глубже, глаза закрылись.

— Д-да. Господин. Да. Всегда. Всё, что ты прикажешь. Я служу тебе. Вся. И душой и телом. Возьми меня, господин. Возьми во власть твою, в волю твою. В душу и в заботу твою. Ибо нет мне ничего дороже тебя. Нет мне и жизни без тебя. Владетель мой, хозяин меня.

Не знаю, как кого, а меня… такие слова… такие ощущения… такая женщина… Я развернул её к себе спиной, распахнул свой халат и посадил верхом к себе на колени. Чуть прижал, чтобы полнее ощущать её. От прижавшегося к моему плечу затылка, от кожи её спины на моей груди, до её коленей, которые гладил ладонями. Взял её левую руку и завёл себе за голову. Она развернулась ко мне лицом. Нос к носу.

Как там у Жванецкого:

"Пусть датчане прыгают, а мы спокойно, почти на месте, неподвижно, струя кровь мою от вашей в трех сантиметрах и вашу влагу от моей — в пяти".

Датчан — нет. И сантиметров… вроде бы, меньше.

Правой взял её правую, накрыл сверху ладонью и "сплёл пальцы".

— Помнишь, однажды мы с тобой похоже пороли твою матушку. Плеточкой. В подземелье. Тебе понравилось. Повторим?

Пакет смыслов. Ростиславе — об испытанном удовольствии, о радости, чтобы я с ней не делал. Софочке — о порке. О боли, унижении. О собственной трусости, предательстве своих "людишек", о провале её "хитрых" планов. Наглядный пример собственной дочери: откажись от хитростей, от выдумок, от забот. Отдайся. Вся. Душой, телом, разумом. В волю господина своего. И всё будет хорошо.

Повёл ладошкой прижимающейся ко мне девушки по её животику. Смешивая ощущения её собственной нежной, чуть окрепшей на покосе, кожи ладони с жёсткостью кожи моих пальцев. Потихоньку потянул вниз. К её "пещерке". К моему "приятелю".

Прикоснуться, обхватить… И, осторожно, погладив напоследок её кисть, убрал свою руку, чуть слышно выдохнул ей в затылок:

— Послужи. Мне.

Она поняла сразу. Но не сразу поняла — как именно. Потом, не отрывая взгляда, медленно приподнялась и заправила… что надо… куда надо. Осторожно опустилась, Чуть морщась, закатывая глаза, втягивая воздух… Почувствовала. Ощутила. Оценила свою наполненность. И несмело улыбнулась через плечо мне.

— Так? Господин. Ты этого… хотел?

— Ну и? Вы тут, как я вижу баловством занялись. Тогда я пойду.

Тяжёлый, долго задерживаемый выдох и раздражённая реплика Софьи, разорвали томную тишину.

Вот же язва! Подождать не могла. Завидно? Нервишки шалят? Слишком много "пинков"?

"Андрей знает" — первый удар. Второй — "я сказал". Пощёчина "твоя мать — старая б…дь", пощёчина — твою собственность, "плоть от плоти" "насаживают" прямо перед тобой, даже не спросясь. "Ты — никто. И звать — никак".

Ещё: зависть, раздражение. Последние месяца три у неё были только порка, голодовка и суета по дому. Никакого секса.

Терпи, тётушка. "Ты этого достойна". По делам твоим.