Герцогиня

Увы, воспоминания о деяниях славных католиков при спасении Гроба Господнего от неверных, опровергала эту логику. Любую логику разума. Итело не послушалось: когда новый вражеский "таран", ворвался, круша и сминая остатки истерзанных створок её "ворот наслаждений", она закричала и дёрнулась.

Но — куда?!

Лишь клешневатые пальцы на её ягодице резко сжались, снова впишись до крови в её нежное дрожащее тело. А крик не был услышан, не был даже издан: звуки утонули в промокшем уже от слюны, разбухшем куске грубой плащевой ткани на языке.

Новый "таран" бы куда больше предыдущего. Куда "головастее", толще. Уже не медный баран, а целый бычара. Из дурно кованого железа. И "разрушения", производимые им, были кудаболезненнее. Подобно доисторическому мастодонту, вдруг провалившемуся в пещеру, он пёр вперёд, сокрушая всё на своём пути. Расталкивая, сминая, обдирая своей твёрдостью мягкие, никогда не видавшие света, нежные, наполненные кровью, стенки, оказавшейся, наконец-то, доступной ему, сокрытойтайной пещерки.

Продираясь всё глубже и глубже в темноту её тела, мастодонт встретил преграду. Женщина вскрикнула от мгновенной острой боли. Но никто не услышал. А короткая судорога, слабенький намёк на движение, была немедленно погашена жимом и хватом клешни на ягодице. Просто удивление:

— Что за глупое дерзкое своеволие? Ты — в воле господина. И рука его на тебе. Вот здесь. Чувствуешь?

В ответ на неуслышанные слова, выражаемые лишь движениями заскорузлых мозолистых пальцев на нежной, белой, но уже горящей пунцовым цветом коже порядком помятой попки "прекрасной донны", трепет страдающей плоти выразил слова непроизнесённые:

— Нет-нет! Она мечтаетисполнить всякое желание его наиболее приятным для него способом. А слабое движение тела… Это не она! Это — оно! Само. Просто глупое. Непривычное. Но — привыкнет. Как я привыкла.

Бессвязный лепет. Испуг волокон мышц, клеточек кожи, капающих в темноте шерстяного кокона слёз.

Она — так чувствовала. Она вовсе не хотела выходить из власти его. Пусть жмёт, пусть давит, лапает, крутит, всовывает… Как соизволит. Она вся на всё согласна. Лишь бы не было снова такбольно…

Мастодонт заинтересовался. Остановился. Отступил. Как казалось — в размышлении.

Безумная надежда вспыхнула в её мозгу. Нет, не на избавление от… этого всего. Но на прекращение хотя бы вот этой острой, режущей боли. Как-нибудь ещё. Но не по этом месту. Или, хотя бы — не сразу.