Герцогиня и "конюх"

   -- Ничего особенного, ваша светлость... Быть может, сегодня вечером, вот сейчас, скоро, явится один нужный для нас человек... Так необходимо по русскому обычаю угостить его хлебом-солью. Кстати, ваша свет-, лость, в ваших погребах имеется добрый, старый польский мед?

   -- Ты же, голубчик, доставил мне его, -- улыбнулась Анна Иоанновна веселой, довольной улыбкой.

   -- Ну вот и отлично! -- весело потер руки Бестужев. -- Итак, ваша светлость, не угодно ли вам помочь своему гофмаршалу в чисто хозяйственных приготовлениях?

   -- А кто прибудет, Петр Михайлович? -- спросила заинтригованная Анна Иоанновна.

   -- Один важный посетитель от него, -- уклончиво ответил Бестужев.

   Анна Иоанновна, стоявшая у окна, тревожно проговорила:

   -- Судя по той таинственности, которой ты, Петр Михайлович, облекаешь посещение твоего гостя, я заключаю, что оно должно быть секретным. Но как же этот человек проникнет в замок? Смотри: подъемный мост уже поднят.

   Бестужев, улыбнувшись, ответил:

   -- Не беспокойтесь, Анна: тому человеку дан пароль, и мост спустят для него. Примемся за работу, ваша светлость.

   Рядом с "бодоаром" герцогини Курляндской находилась небольшая уютная гостиная. Анна Иоанновна перешла в нее.

   Бестужев скрылся и вскоре вернулся с белоснежной скатертью и несколькими бутылками. Он поставил посреди гостиной стол и кратко бросил герцогине:

   -- Накрывайте, ваша светлость.

   И герцогиня и будущая российская императрица, слегка засучив рукава своего богатого бархатного туалета, стала накрывать на стол, как простая камер-фрау.

   -- Работайте, работайте, ваша светлость, а я пока озабочусь закусками и иными деликатесами, -- оживленно продолжал Бестужев.

   Вскоре стол был сервирован.

   Анна Иоанновна поставила посреди него вазу с ярко-пунцовыми розами.

   -- Ну а теперь, ваша светлость, давайте побеседуем немного... -- начал Бестужев. -- Садитесь!

   Анна Иоанновна покорно села в вычурное золотое кресло.

   -- Итак, вы упорно желаете, чтобы принц Мориц Саксонский сделался, вашим супругом, приняв курляндскую герцогскую корону? -- спросил Бестужев.

   -- Да, -- еле слышно слетело с уст Анны Иоанновны.

   -- Вы полюбили его, Анна? Но как могло это случиться? Вы видели его мельком у меня.

   Герцогиня, передернув плечами, возразила:

   -- Ну и что ж из того, Петр Михайлович, что только мельком? Он -- ты прости меня за откровенность! -- сразу завладел моим сердцем, лишь только я увидела его... Такой красивый, смелый, решительный. И потом, истомилась я во вдовстве моем. Посуди ты сам: каково сладко мне живется?.. Что такое я? Жена без мужа, герцогиня без настоящей короны, без власти, без силы. А годы идут, мой старый друг, идут неумолимой чередой... И какие годы! Лучшие, молодые уже прошли.

   Бестужев, сострадательно поглядев на Анну Иоанновну, произнес:

   -- Вы, ваша светлость, все говорите, как женщина, а не как лицо из царственного дома... Но мы, дипломаты, царедворцы, должны глядеть несколько глубже, соображаясь с массой побочных обстоятельств.

   Анна Иоанновна сделала нетерпеливый жест рукой.

   -- Одну минуту внимания, ваша светлость! -- остановил ее Бестужев. -- Дело в том, что лично я сильно сомневаюсь, чтобы ваше пламенное желание могло осуществиться. И, если это дело провалится, вините только свое рождение: все, имеющие право носить горностаевые мантии, -- несчастнейшие из всех смертных, так как все их желания зависят не от их воли, а обязаны согласовываться с известными конъюнктурами...

   -- Я не понимаю тебя, Петр Михайлович! -- слегка побледнев, сказала герцогиня.

   -- Сейчас вы поймете, ваша светлость. -- Бестужев налил в стакан золотистого токайского и стал мелкими глотками прихлебывать ароматную, крепкую влагу, продолжая: -- Вам, Ан... ваша светлость, отлично известно, что такое представляет собой Курляндия. Это -- тот лакомый кусок, на который точат зубы и Речь Посполитая, и Пруссия, и мы -- русские. Весь вопрос заключается в том, кто окажется хитрее и за кем этот лакомый кусочек останется.

   -- Но я-то тут при чем? -- негодующе вырвалось у Анны Иоанновны.

   Старый царедворец проснулся в Бестужеве. Он вынул золотую, осыпанную бриллиантами, табакерку и, запустив в нос изрядную понюшку душистого табака, продолжал:

   -- Как "при чем" вы, ваша светлость? Разве вы не знаете, что вы -- законный придаток к сему герцогству?

   Бешенство исказило грубое, не особенно красивое лицо Анны Иоанновны.

   О, эти молнии гнева, бороздившие ее лицо! Как часто потом, когда она сделалась императрицей, устрашали они толпившихся у ее трона.

   -- Как, как ты сказал: законный придаток? -- задыхаясь от злобы, выкрикнула она. -- Кто же из меня чучело сделал?

   -- Ваш дядюшка, ваша светлость, великий император Петр.

   Анна Иоанновна схватила серебряный кованый графин и с силой швырнула его в стену, но попала в зеркало, и последнее разбилось вдребезги.

   Бестужев вздрогнул.

   -- Вы суеверны, Анна? -- дрогнувшим голосом спросил он.

   -- О, да!