Герцогиня и «конюх»

– Вы, высокоученый господин Джиолотти, быть может, покажете и нам, скромным гостям ее светлости герцогини, наше будущее? – спросил канцлер, отвешивая церемонный поклон чародею.

– Сделайте одолжение, господин канцлер! – ответил Джиолотти, с улыбкой поглядывая на него. – Но прежде я поговорю с вами о настоящем. Великий Боже! Ах! Что это такое?! – в испуге закричал он, отшатываясь от курляндского канцлера.

Кейзерлинг, в свою очередь, перепуганный до смерти, отскочил от великого магистра.

– Что это? Что это с вами?! – продолжал Джиолотти.

– Что? Что со мной?!

– Да вы посмотрите, что происходит с вашим носом! Ведь он растет, как сук дерева! О, Боже! Это – уже не простой нос, а… какой-то чудо-нос.

В смертельном страхе схватился чопорный курляндский вельможа за свой злополучный нос, но кончик его он мог ущипнуть лишь на расстоянии не менее четверти аршина от его законного, обычного места.

Все сначала замерли, так как видели собственными глазами (как рассказывали позже), что достопочтенный нос Кейзерлинга действительно вытянулся в несуразную длину.

– Donner-wetter! Was haben Sie gemacht mit meinem Nase?![32] – заорал как полоумный, забывая об этикете, Кейзерлинг.

Несмотря на то, что весь зал был настроен «мистически-страшно», дружный хохот прокатился среди гостей.

Анна Иоанновна хохотала как сумасшедшая.

А Джиолотти продолжал:

– Я? Да Бог с вами, любезный господин Кейзерлинг! Мне просто показалось, я ошибся… Ваш уважаемый нос находится в вожделенном порядке… Посмотрите, пощупайте сами!..

Кейзерлинг дотронулся до носа и в негодовании тихо воскликнул:

– Какая глупая шутка! Но черт меня возьми на этом месте, если я сам не видел, что мой нос вырос, как большой огурец…

Великий магистр бережно, осторожно поставил бокал с водой на столик перед герцогиней, затем выпрямился, гордым взглядом своих удивительных глаз обвел ряды гостей и произнес:

– Я попрошу вас всех думать о том, что ожидает в будущем ее светлость, герцогиню Курляндскую. – Он подошел к столику и, не сводя горящего взора с лица Бестужева, сказал: – Вы – единственный человек, кто сомневался в моем могуществе! Посмотрите в бокал!

Бестужев стал смотреть. Он глядел долго и пристально.

– Видите? – спросил Джиолотти.

– Неясно… какие-то круги…

– Еще смотрите!

И вдруг Бестужев отпрянул назад.

– Ну?..

– Да, я увидел… – глухо произнес резидент. – Господи!..

Холодный пот выступил на его лбу.

Анна Иоанновна, довольно грубо оттолкнув Петра Михайловича, жадно склонилась над стаканом и, вглядевшись, произнесла:

– Вода… просто вода… Ах! Что это?.. Ко… коро…

– Да, это корона! – вырвалось у Бирона.

Все в изумлении переглянулись. Откуда он, этот выскочка, может знать, что видит герцогиня в бокале?

Счастливое, блаженное выражение разлилось на лице Анны Иоанновны.

Она приложила руку к сильно бьющемуся сердцу и дважды повторила:

– Корона… корона! – а затем в порыве радости и благодарности быстро сняла с пальца бриллиантовое кольцо и протянула его Джиолотти. – Возьмите на память о сегодняшнем вашем чудесном предсказании эту безделушку, любезный синьор Джиолотти.

Великий магистр опустился на одно колено и, почтительно принимая драгоценный дар из рук герцогини, произнес настолько тихо, что это расслышали только Анна Иоанновна, Бестужев и Бирон:

– Благодарю вас, ваше будущее императорское величество!

Вся эта сцена с короной никого из придворных гостей особенно не удивила. Корона… О какой короне шла речь? Какую корону увидела герцогиня в таинственном фиале? Ну, разумеется, герцогскую, то есть корону своего будущего супруга, будущего герцога Курляндии. Ни для кого из митавских высших сановников и обер-ратов не являлось секретом пламенное желание вдовствующей герцогиня во что бы то ни стало выскочить вновь замуж, и они решили, что, очевидно, чародей предсказал Анне Иоанновне нового мужа.

Бал окончился большим ужином, после которого танцы уже не возобновились и начался разъезд.

На этот раз митавцы были более чем довольны балом своей «скучной» герцогини: чудеса Джиолотти явились столь диковинным зрелищем, что Митава – в лице ее аристократии – не спала и остаток ночи. Единственным недовольным был Кейзерлинг: он не мог простить этому «ферфлюхтеру»[33] Джиолотти историю со своим носом.

Сделать его, канцлера, посмешищем всего блестящего собрания… Да ведь это – дерзость, превышающая всякую меру.

XI. Поздняя гостья

– Ну, вы довольны, синьор Бирон? – обратился Джиолотти к Бирону, когда он после бала очутился в помещении фаворита герцогини.

– Честное слово, дорогой Джиолотти, я не мог ожидать ничего подобного! Вы превзошли мои самые смелые ожидания.

Джиолотти загадочно улыбнулся.

– То, что видели вы и все, – это еще не полное проявление моей силы, – промолвил он. – Если хотите, уговорите герцогиню присутствовать завтра на тайном сеансе, на котором кроме вас может находиться еще и Бестужев.

– А что же будет происходить на этом сеансе?