Герцогиня и «конюх»

Великий магистр поднял женщину.

– Садитесь… Ах, бедное дитя, ах, бедная женщина! Ну, успокойтесь, придите в себя… Я вам приказываю успокоиться! Слышите?!

Эти слова произвели магически-сильное действие на незнакомку. Она откинула голову на спинку кресла.

Джиолотти простер руки над ее головой и сделал несколько продольных пассов от головы до ног.

– Отделись! Отделись! Отделись! – произнес он и три раза дунул широко раскрытым ртом[35] в лицо женщины, находившейся в состоянии полнейшей каталепсии,[36] после чего властно спросил: – Что ты чувствуешь?

– Я чувствую, что я умираю.

– Неправда! Ты жива. Ты хочешь быть счастлива?

– Хочу.

– Вы любите Бирона?

– Да, я люблю его, безумно, страстно.

– А та женщина, которую вы ненавидите, – это ее светлость Анна?

– Да, она, она.

– Вы – фрейлина герцогини?

– Нет, я – ее гофмейстерина.

– Скажите, как вас зовут! – властно продолжал Джиолотти.

– Я – баронесса… я – Эльза фон Клюгенау…

– Теперь проснитесь! Вы слышите, что я вам приказываю? Проснитесь!

Прошло несколько секунд… Баронесса очнулась и как-то растерянно оглянулась по сторонам.

– Ну-с, сударыня, так вы хотите, чтобы я помог вам. А как вы думаете, чем именно я могу сделать это? – спросил Джиолотти.

– Я слышала, мне говорили, что великие чародеи, алхимики, обладают удивительными эликсирами, которые могут моментально приворожить одного человека к другому. Так вот дайте мне несколько капель этой чудесной жидкости и научите, как распорядиться ими.

– Это для привораживания? Да?

– Да.

– А для мести? Для мести вы тоже просите у меня снадобья? – каким-то странным тоном спросил Джиолотти.

По-видимому, глухая борьба происходила в душе обезумевшей от любви, ревности и злобы молодой женщины.

– Да! – вдруг воскликнула она. – Я прошу вас и об этой милости.

– Хорошо! Ступайте к себе! Завтра вы получите от меня ответ.

Баронесса покинула комнату великого чародея.

Проводив несчастную гофмейстерину ее светлости, Джиолотти прошел к Бирону.

Фаворит уже собирался ложиться и был несказанно удивлен появлением итальянца.

– Что случилось, дорогой синьор Джиолотти? – тревожно спросил он.

– Нечто такое, что я хотел сейчас же сообщить вам, – ответил чародей и подробно рассказал своему «русскому покровителю» сцену, происшедшую между ним и баронессой.

Бирон вскочил как ужаленный.

– О, эта Клюгенау – проклятая баба! Она доведет меня до несчастия! – злобно зарычал он. – От вас, синьор Джиолотти, я не могу иметь секретов. Анна ревнива в свою очередь, как только может быть ревнива старая баба. Но ведь она будет императрицей. А поэтому вы должны помочь мне избавиться от этой баронессы.

Джиолотти побледнел.

– Я не отравитель, Бирон! – глухо произнес он.

– Да я и не намерен ее отравлять, черт побери. Надо только устроить так, чтобы она навсегда покинула этот замок. А для этого необходим веский предлог. Бестужев, эта старая, хитрая лисица, горой стоит за нее.

– Хорошо, – начал Джиолотти, – у меня созрел один чудесный план. Спите спокойно!.. Только помните, что завтра Анна должна присутствовать на тайном свидании с нами, на магическом сеансе.

XII. Видение Анны Иоанновны. Обморок

Жизнь в замке после бала началась поздно, но Анна Иоанновна чувствовала себя великолепно. То, что произошло вчера на бале, наполнило ее душу такой безумной радостью, что она не знала, за что приняться, что делать.

За завтраком, очень поздним, присутствовали Бестужев, Бирон и Джиолотти.

Петр Михайлович был угрюм, как никогда: он только что получил секретное сообщение из Петербурга, что над головой его дочери, княгини Аграфены Петровны Волконской, стоящей во главе политического заговора, собираются грозные тучи.[37]

Он отлично понимал, что это грозит и ему смертельной бедой.

Бирон, наоборот, был несказанно радостен, оживлен, а Анна Иоанновна – та просто ликовала. Разговор шел о чудесах синьора Джиолотти, который сидел, как и подобает великому чародею, с важным, сосредоточенным видом.

– Если бы я не видела всего этого собственными глазами, я подумала бы, что это – сказка, – произнесла герцогиня. – Не правда ли, Петр Михайлович?

Бестужев, оторвавшись от своих тяжелых дум, ответил:

– Вы правы, ваше высочество: я поражен не менее вас чудесами господина Джиолотти. Но…

– Ах, Петр Михайлович, ты все еще сомневаешься? – с досадой воскликнула Анна Иоанновна.

– Если вы, ваше превосходительство, желаете еще в большей степени и ясности увидеть вашу повелительницу в императорской короне, будьте любезны присутствовать сегодня на сеансе, – предложил Джиолотти.

– Ведь вы, ваше высочество, дали уже ваше милостивое согласие быть на нем? – склонился Бирон к герцогине.

– Да, да! Хоть это и страшно, но я желаю до конца убедиться в справедливости предсказания синьора Джиолотти.

Большая гостиная, прилегающая к тронному залу, тонула в полумраке. Всего только одна свеча, стоявшая на столе в высоком подсвечнике, освещала ее. Двери гостиной были настежь открыты в зал.

В гостиную вошли Анна Иоанновна, великий магистр, Бестужев и Бирон.

– У-у, как тут темно, как страшно. Жуть берет! – попробовала пошутить герцогиня.