Алик неуклюже подошел ко мне на пухлых ножках и протянул обслюнявленную ладошку. Я поцеловала его в щечку, но к камину не пошла, села на банкетку и открыла первую страницу. Родители переглянулись и перевели на меня встревоженные взгляды.
— Рози?..
— Пап, все хорошо. Это мой дневник. Я хочу вам его прочитать.
Я читала не все, но многое. Горло сжималось. Сердце колотилось так, что сделалось жарко. Мне было страшно смотреть на лица мамы и папы. Особенно когда я читала про кольцо феникса… И про все остальное.
Папа ругался сквозь зубы. Сказал, сожалеет, что это не он приложил Лоера о стену, а Рон…
О, Рон. Как он там, Норри?
Нет, не говори, не говори. Это я так…
Так вот, Нор, еще я рассказала о твоих братишках и сестренках, о тетке, которая потребовала плату за их содержание вдвое больше, чем договаривались. Теперь ты злишься? Злись, ладно. Я сделала это не ради тебя, а ради малышей.
Папа попросил адрес твоей тетки, и я назвала. Признаюсь, я его вызнала заранее. Было несложно, ведь ты не прятала конверты.
Папа выразился так:
— Я все решу.
Не знаю точно, что это означает, но если папа сказал, что решит, значит, решит.
Когда я читала вслух последние страницы, мама не выдержала, села рядом на банкетку, стиснула в объятиях. Мы обе плакали. А папа как заведенный ходил по комнате туда-сюда. Если бы приземлился на стул, тоже расклеился бы.
Я перевернула последний лист, закрыла блокнот и какое-то время рыдала, уткнувшись в мамино плечо.
— Вот так он отказался от меня, мам. Просто взял и выбросил в мусорку все наши чувства. Сделал из меня какого-то божка, которому следует поклоняться. Хоть бы спросил: а мне это нужно? Я ведь не требовала благодарности, ничего не просила, лишь он был со мной рядом, был прежним Роном…
Мама взяла мои руки в свои и сказала:
— Рози, я тебя понимаю. Но ты смотришь на случившееся как человек. А Эороан — дракон.
— И что же?
— Традиции драконов на этот счет очень строги, — подхватил папа. — Лишь немногим людям удавалось спасти жизнь дракону, но если такое происходило, то спасенный должен был верным служением доказать, что достоин этой жизни. Или откупиться бесценным даром. Помнишь кристаллы в подвале маминого старого имения? Именно так они попали к ее далекому предку. Обычный подарок здесь не годится. А ты спасла целый проклятый род. Как же быть Рону? Он бы жизнь за тебя отдал, вытащил сердце из груди, отрезал лапу. И хвост.
Я не выдержала и захихикала: папа специально меня смешил.
— Бедный мальчик пытается поступить правильно, — добавила мама. — Но он еще слишком молод и не понимает, что жизнь можно подарить иначе.
После этого разговора мне стало легче. Рон всегда казался таким понятным, близким, я и не представляла, что у драконов все так сложно с традициями. Одно радует: теперь он свободен! Совсем свободен. Любимого у меня больше нет, а слуга мне не нужен.
Удачи на экзаменах, Нор! Ты сдашь сессию на пять звезд! А по поводу малышни не переживай. Как только я что-нибудь узнаю — сразу напишу.
Да, совсем забыла! Через неделю я еду на свой первый бал. Меня представят королю. Величеству не терпится взглянуть на одну из первых невест, он не хочет ждать до весны.
Папа уверяет, что опасаться нечего: три обязательных танца, и я смогу уйти в гостевые комнаты, а на следующий день уедем домой. Танцую я теперь вполне прилично: вечерами тренируемся с папулей под одобрительный хохот Алика. Алик танцует на руках у мамы. Такой бал мне больше по душе, но что поделать.
Обнимаю тебя, Норри. И по обычаю гоблинов кусаю за ушко. Видишь, кое-какие традиции я запомнила!
Перелом. День двадцатый
Перелом. День двадцатый
Утром к крыльцу имения подъехала самоходка, из окон которой выглядывали любопытные зеленые мордашки. За рулем сидел папа. Он увидел нас с мамой в окне, улыбнулся и помахал рукой.
— Приехали! Встречайте!
И мы, едва запахнув поверх домашних платьев теплые накидки, бросились во двор.
На следующий день после того, как я прочитала родителям дневник, папа с самого утра собрал дорожный саквояж и укатил. Он у меня вообще легкий на подъем: сказывается профессия журналиста, которой он посвятил столько лет. Именно этот старый саквояж из потрескавшейся кожи, с потертыми ручками сопровождал его во всех поездках. Раньше он принадлежал маме, но папа, по его словам, саквояж позаимствовал, а по выражению мамы — похитил. Говорит, что он приносит удачу.
Папа поехал разбираться с теткой Норри и пропал. Ехать до деревушки, где проживало семейство Сплам, два дня, а папа исчез на неделю. Я волновалась, а мама меня успокаивала:
— Рози, возможно, у папы еще какие-то дела по пути.
— Какие дела, мам? Он тебе что-то объяснял?
— Нет-нет, — отнекивалась мама слишком поспешно и горячо, чтобы я ей поверила.
Дела так дела. Мало ли какие могут быть дела у герцога!