Гёте. Жизнь как произведение искусства

Во Франкфурте собирался и заседал Германский союз – не обладающее реальной властью объединение немецких и ненемецких княжеств, реорганизованных или созданных решением Венского конгресса. Друг Гёте Карл Фридрих фон Рейнхард, который уже несколько десятилетий при разных политических режимах состоял на французской службе, в Германском союзе представлял интересы Франции и делился с Гёте последними новостями из мира большой политики. В Германском союзе гражданско-патриотические идеи объединения Германии были не в почете, а Гёте, как известно, также не поддерживал эти стремления. В 1817 году во втором выпуске журнала «Об искусстве и древности», который Гёте издавал в последние десять лет своей жизни, он публикует острополемическую статью о «новогерманском религиозно-патриотическом искусстве», где высмеивает не только христианско-католическую живопись назарейцев, но в целом весь патриотический маскарад и сентиментальное почитание Средневековья. Его приводили в негодование попытки использовать его поэму «Гёц фон Берлихинген» в национальной пропаганде. Какое-то время молодому другу Гёте Сюльпицу Буассере удалось увлечь его средневековой живописью и скульптурой, и Гёте даже выступал за завершение строительства Кёльнского собора, однако любовь к средневековой древности, по его мнению, не должна быть связана с политико-патриотическими устремлениями. Сам он любил древность живую, а не искусственно воскрешенную ради политических целей. Так, например, Гёте с любовью описывает праздник в честь святого Рохуса в Бингене, хотя совершенно не видит себя пропагандистом католичества. Этот церковный праздник очаровывает его так же, как когда-то очаровывал карнавал в Риме. Дикое и благочестивое безумство – и то, и другое красиво в своем проявлении.

Великое герцогство Веймарское было открыто новому. Герцог предоставил своим подданным обещанную «союзным актом» Венского конгресса конституцию, которая давала сословиям право установления налогов и закрепляла свободу печати. Гёте не приветствовал эти изменения, ведущие к утверждению конституционной монархии. Он не видел в герцогстве угрозу правам человека. Демократическому устройству он предпочитал патриархальную власть с элитой, действующей в интересах народа. Он выступал за свободное владение землей без феодальных привилегий, а также за свободную трудовую деятельность. Этим, по сути, и ограничивались его общественно-политические стремления и идеи. Закон о свободе печати он не одобрял, поскольку видел в нем отпускную грамоту для демагогов и невежд и еще один стимул для всеобщей политизации. С 1790-х годов, когда Гёте сочинял свои антиреволюционные пьесы, его неприязненное отношение к «разволновавшимся» ничуть не изменилось. Теперь же Веймар, благодаря своим либеральным законам о печати, стал центром издания сразу нескольких пат риотически-демократических журналов, в частности, «Немезиды» Генриха Лудена и «Изиды» Лоренца Окена. Их авторы резко критиковали реакционный, авторитарный дух германских государств и объявляли национальной бедой господство Габсбургской и русской царской династий в Германии. У патриотов всей страны Веймар пользовался славой оплота свободы и прогресса. В то же время для Меттерниха и большинства других германских правителей Веймар стал настоящим бельмом на глазу, а когда в Йене был основан Союз буршей, великого герцога тут же окрестили «старым буршем». В октябре 1817 года в Вартбурге отмечался национальный праздник, посвященный трехсотлетию Реформации и четвертой годовщине победы над Наполеоном в «Битве народов» под Лейпцигом. Тогда впервые произошло символическое сожжение книг, и среди преданных огню изданий оказались и сочинения Коцебу, которого патриоты считали русским шпионом. Когда полтора года спустя, 23 марта 1819 года, участник движения буршей, студент богословия Карл Людвиг Занд убил Коцебу ударом кинжала, Меттерних использовал это в качестве предлога для принятия Карлсбадских постановлений, чтобы положить конец так называемым демагогическим проискам. Политически неблагонадежные университеты были взяты под присмотр властей, повсюду, в том числе и в Веймаре, была введена жесточайшая цензура. Начались масштабные преследования недовольных. Задушить пробудившуюся политическую активность общества Карлсбадские постановления, разумеется, не могли, но теперь активистам приходилось проявлять хитрость и изобретательность, выискивая скрытые пути, в обход установившемуся авторитарному режиму. Гёте, в последние летние дни 1819 года находившийся в Карлсбаде на водах, имел удовольствие лично встречаться с Меттернихом и другими важными персонами. Общение с ними льстило его самолюбию, а Карлсбадские постановления вполне соответствовали его взглядам. Карлу Августу он писал: «Вашему Королевскому Высочеству наверняка вскоре станут известны результаты этих переговоров, и я лишь желаю, чтобы их успешное завершение полностью оправдало мои предчувствия»[1643]

.