Гибель королей

– А еще ты вел переговоры с Сигунн?

– Да, – подтвердил я, – и с ней все в порядке.

– Один бог знает, почему я люблю тебя.

– Бог знает все.

На это ей сказать было нечего, и она просто молча лежала рядом со мной, укутав голову и плечи в овечье одеяло. Ее золотистые волосы касались моего лица. Этельфлэд была старшим ребенком Альфреда, и я видел, как она из девушки превратилась в женщину, как радость на ее лице сменилась горечью, когда ее отдали в жены моему кузену, как эта радость вернулась. Ее внешность отличали голубые глаза с коричневыми крапинками и маленький вздернутый носик. Я любил это лицо, и сейчас на нем отражалось беспокойство.

– Тебе надо поговорить со своим сыном, – сказала она голосом, приглушенным одеялом.

– Утред несет какую-то благочестивую чушь, так что я предпочту пообщаться с дочерью.

– Она в безопасности, и твой другой сын тоже, оба в Сиппанхамме.

– А Утред почему здесь? – спросил я.

– Так пожелал король.

– Они делают из него священника, – сердито произнес я.

– А из меня хотят сделать монашку, – так же сердито сказала она.

– Неужели?

– Епископ Эркенвальд наложил на меня обет, я плюнула ему в лицо.

Я стащил с ее головы одеяло.

– Они и в самом деле пытались?

– Епископ Эркенвальд и моя мать.

– И что случилось?

– Они пришли сюда, – безразличным тоном начала рассказывать она, – и потребовали, чтобы я прошла в часовню. Епископ Эркенвальд что-то долго и раздраженно говорил по-латыни, потом протянул книгу и велел мне положить на нее руку и поклясться выполнить только что прочитанный им обет.

– И что ты сделала?

– Я же сказала: плюнула ему в лицо.

Я некоторое время лежал в полном молчании.

– Наверное, их уговорил Этельред, – предположил я.

– Я знаю, что он хочет отодвинуть меня в сторону, но мама утверждала, что таково было желание отца – чтобы я приняла обет.

– Сомневаюсь в этом, – покачал головой я.

– В общем, они вернулись во дворец и объявили, что я приняла обет.

– И поставили караул у дверей, – съязвил я.

– Думаю, это для того, чтобы не пускать тебя, – возразила Этельфлэд. – Но ты говоришь, что караульных нет на месте?

– Нет.

– Значит, я могу уйти?

– Вчера ты уходила.

– Люди Стеапы сопроводили меня во дворец, – напомнила она, – а потом привели сюда.

– Сейчас караула нет.

Она задумалась, нахмурившись.

– Жаль, что я не родилась мужчиной.

– Я рад, что ты родилась женщиной.

– Я была бы королем, – сказала она.

– Из Эдуарда получится хороший король.

– Это верно, но он бывает нерешительным. Из меня король был бы лучше.

– Да, – подтвердил я, – это точно.

– Бедняга Эдуард, – сказала Этельфлэд.

– Бедняга? Он скоро станет королем.

– Он потерял свою любовь, – пояснила она.

– А дети живы.

– Дети живы, – подтвердила она.

Наверное, из всех своих женщин я больше всего любил Гизелу. Я до сих пор по ней тоскую. Однако из всех моих женщин Этельфлэд по духу мне ближе всего. Она думает, как я. Иногда я начинаю что-то говорить, и она заканчивает предложение за меня. Бывает, что нам достаточно посмотреть друг на друга, и мы знаем, что каждый из нас думает. Этельфлэд стала мне верным другом.

В определенный момент день Тора перешел в день Фригг. Фригг – жена Одина, богиня любви и семейного очага, и в течение всего ее дня дождь лил не переставая. После полудня поднялся ветер, он набрасывался на крыши домов и злобно швырял в лица струи воды. Вечером этого дня король Альфред, правивший в Уэссексе двадцать восемь лет, умер на пятидесятом году жизни.

* * *

На следующее утро дождь прекратился, а ветер стих. Винтанкестер погрузился в молчание, тишину нарушал только визг свиней, крики петухов, лай собак да стук сапог часовых, вышагивавших по крепостному валу. Люди словно оцепенели. К середине утра зазвонил колокол, его нечастые единичные удары разносились над городом и улетали в долину, к залитым водой лугам, и возвращались обратно глухим гулом. Король умер, да здравствует король.

Этельфлэд захотела помолиться в часовне для монахинь, и я, оставив ее в Святой Хедде, отправился по тихим улицам к дворцу. У ворот я сдал свой меч и увидел Стеапу, который одиноко сидел во внешнем дворе. Его мрачное лицо, вселявшее ужас во врагов Альфреда, было мокрым от слез. Я молча присел рядом с ним. Мимо нас пробежала женщина со стопкой простыней. Король умер, а белье все равно должно быть выстирано, полы подметены, очаги вычищены, дрова сложены, зерно смолото. Несколько уже оседланных лошадей стояли наготове в дальнем конце двора. Я решил, что они предназначаются для гонцов, которые разнесут весть о смерти короля по всем уголкам королевства, но вместо посыльных из дверей появились люди в кольчугах и шлемах и запрыгнули на лошадей.

– Твои ребята? – спросил я у Стеапы.

Он бросил на них унылый взгляд:

– Не мои.