Гибель Урании

Кажется, Рум волнуется? Точно — да! Не один десяток миллионов миль налетал он в межпланетном пространстве; как пилот-испытатель, не раз попадал в чрезвычайно сложные ситуации, из которых, казалось, и выхода нельзя было найти. Но вот такую задачу, как сегодня, он выполняет впервые.

Молчит Рум. Молчат врач и бортмеханик. И только глаза поглядывают то на Пирейю, то на медлительную стрелку хронометра.

Ракеты помчались на север

Над бесконечными просторами Бушующего океана гулял резкий холодный ветер. Рожденный где-то в Приполярье, он после долгого путешествия успел потерять силу, однако был еще достаточно силен, чтобы гнать перед собой тяжеленные массы воды. Волны росли и набирались силы, двигались вперед с тяжелой, тупой настойчивостью, стремясь уничтожать и разрушать. А потому, что на тысячи миль вокруг была однообразная серо-зеленая водная пустыня, натиск стихии должен был прийтись на единственный кусочек суши посреди океана — на крошечный остров Праздника.

Шквал налетел на остров неожиданно. С разбойничьим посвистом он прорвался через расщелины в скалах, вырвался вверх, пытаясь изничтожить скудную растительность, сбросить вниз каменные глыбы. Но с места не смог сдвинуть ничего, ибо все, что держалось плохо, было давным-давно сброшено вниз и смыто в океан.

И только на грубо вытесанной статуе посередине острова, шатаясь от порыва ветра, недовольно каркнул спросонья и снова спрятал голову под крыло большой черный морской ворон.

Так было и сто, и тысячу лет назад: с первыми лучами утра на остров обрушивался холодный шквал, будил немногочисленных крылатых жителей, бросал в липкие пряди всеядных растений скупые дары моря и мчался дальше. И как тысячу лет назад, с террас островка, скептически улыбаясь, смотрели на бессильное неистовство волн огромные базальтовые фигуры — немые свидетели былого величия могущественного племени рапануров.

Но вот откуда-то из-под земли послышался глухой грохот, и одновременно с ним начало твориться нечто странное: массивные скалы медленно поползли в разные стороны, открывая четко очерченные круглые и квадратные отверстия. А из тех отверстий сказочными цветами появлялись кружевные чаши радиолокаторов, чудесными ростками выпячивались острые носы ракет, грибами вырастали стальные колпаки орудийных капониров.

Ворон, недовольно каркнув, взмахнул крыльями, чтобы улететь, но снова успокоился. Когда несколькими минутами позже раздвинулись скалы рядом со статуей, и из длинного, ярко освещенного туннеля с негромким урчанием выползло металлическое чудовище, птица взмахнула крыльями во второй раз, однако снова остался на месте: машина остановилась, а человек, вышедший из нее, был безоружен.

За свою долгую жизнь ворон успел хорошо познакомиться с людьми. Он опасался их и одновременно презирал. Вот, например, этот пожилой мужчина — что он задумал, чего так уставился? Может, собирается выхватить пистолет или швырнуть в птицу камень?

Долго смотрели друг на друга человек и птица. У них были одинаковые холодные глаза и какое-то едва заметное сходство: переутомление и волнения в течение нескольких последних декад наложили на лицо Кейз-Ола глубокие, резкие морщины, согнули его фигуру, сделали нос удлиненным и крючковатым. Длинные фалды черного парадного фрака походили на крылья.

Видимо, и Кейз-Олу бросилось в глаза собственное сходство с вороном. Он криво улыбнулся, поднял вверх левую бровь.

— Старый, мудрый ворон, не гордись, что прожил долго. Я буду жить дольше тебя. А когда буду умирать — всех потяну за собой… Человечество, мудрый ворон, дошло до предела. Дальше ему существовать не стоит.

Скрестив руки на груди, Кейз-Ол посмотрел на север, туда, где за Бурным океаном находилось Континентальное полушарие, — и на его лице появилось выражение безграничного злорадства.

В эти последние минуты мирного существования человечества Кейз-Ол сбросил маску миротворца. Исчезло желание покрасоваться перед современниками и историей, осталась только острая ненависть к Союзу Коммунистических Государств и неистовое желание жить подольше, властвовать, чувствовать себя безгранично могущественным.

Он рисковал, бросая вызов всему человечеству. Если верить специалистам, сейчас на выигрыш в войне с СКГ у него шестьдесят шансов из ста. Через год возможности сравняются. А еще через год Мония начнет отставать.

Кейз-Ол рисковал, потому что опыт Второй всепирейской войны показал, что коммунисты способны мобилизовать такие резервы, о которых никто даже понятия не имеет. И все-таки, это был пока только риск, а не самоубийство.

Кейз-Ол еще раз обвел взглядом горизонт, достал из кармана небольшую плоскую коробочку и, вращая граненые рычажки, установил в ячейках цифры 24.75 — время начала атаки. Нажал на кнопку в нише устройства.