Гибель Урании

И Айт побежал. Побежал так, что Свайн, который ждал его в коридоре, ошарашено вытаращил глаза и посторонился.

Встреча с любовью

— Слушай меня, «Сын», слушай!.. Когда кончается ночь, наступает день. Несутся к тебе птицы, и первая несет тебе в правой лапе хороший подарок, чтобы захватить твой… Спеши встречать крылатых гостей, «Сын».

Несутся и несутся в эфире слабенькие электромагнитные колебания. Им трудно здесь, в пространстве над Дайлерстоуном: железо отталкивает их, бетон жадно поглощает. Но отдельные лучики взлетают все выше и выше, и на сто пятидесятом этаже самого высокого в мире небоскреба цепляются за ферритовые антенны крохотного приемника.

Их энергия очень мала. Ее не хватило бы, наверное, чтобы сдвинуть с места легкую песчинку. Однако тридцать каскадов радиостанции, сконструированной сыном профессора Лайн-Еу, могут дать такое усиление, что шуршание мушиних крылышек будет казаться грохотом реактивного двигателя. Очень малая мощность передатчика — не недостаток, а достижение конструкции: «слушатели» на пеленгаторных станциях мистера Кейз-Ола наверняка не услышат тихий шепот среди сплошных шумов, зато камердинер триллионера слышит все так, как будто профессор Лайн-Еу сидит рядом с ним.

— Слушай меня, «Сын», слушай! В мире — неспокойно… Со вчерашнего дня запрещены отпуска для офицеров и солдат. На бирже оживление. Бди, «Сынок»!

«Сын», морщинистый, скрюченный дед, стоит посреди великолепного сада перед длинным праздничным столом и молча шамкает челюстью. Его тусклые глаза смотрят равнодушно и брезгливо, неуклюжие руки висят, как у паралитика. На этом лице живут только седые лохматые брови. И каждое их движение влияет на целое стадо слуг в пестрых комбинезонах, словно знак дирижерской палочки.

Камердинер мистера Кейз-Ола руководит приготовлением к банкету.

Толстенный главный повар во главе отряда поваров и поварят священнодействует в своей временной кухне возле грузового лифта, полного раздражающими ароматами. Главный электрик с главным художником в последний раз проверяют световые эффекты, и сад на сто пятидесятом этаже небоскреба то расцветает мириадами огней, то тускнеет и проваливается в темноту. Главный поэт, ероша волосы, что-то мямлит себе под нос. Бегают в четыре ноги младшие слуги. И все боязливо посматривают на плюгавого старика в золотистом комбинезоне: господин Псойс сегодня злой, ему все не нравится.

А «господин Псойс» хмурит брови, чтобы потушить радостный блеск глаз. В эти секунды его сознание почти не реагирует на окружение.

«Я слышу, профессор! — хочется крикнуть Айту. — Слышу… Пусть прилетает крылатый гость! Он захватит отсюда такой подарок, что мистеру Кейз-Олу мало не покажется!»

Но отвечать нельзя. Не стоит включать свой радиопередатчик без особой необходимости. Достаточно того, что неделю назад Айт в ответ профессору сказал единственное слово — «да».

— Скоро зарозовеет небо, «Сын»… Поздравляю тебя с Новым, Шестнадцатым годом Атомной эры!

— Приветствую и я вас, профессор! — беззвучно прошептал Айт.

Он нажал кнопку приемника, скрытого в потайном кармане под мышкой; словно поправляя шейный платок, вытащил из-под капроновой шляпы крошечный наушник и опустил его за воротник. Передача кончилась.

Заканчивалось и сервировки стола. Словно солдаты на параде, вдоль него выстроились слуги. И, как настоящий главнокомандующий, вдоль шеренги прошелся Псойс.

Слуги, на которых падал его взгляд, бледнели и дергались к столу, чтобы поправить салфетку или передвинуть какую-то из вилок.

— Достаточно! — никого не похвалив, не выражая ничем своего удовольствия, камердинер триллионера пошел прочь, и тогда слуги облегченно вздохнули: беду пронесло, никого не наказали.

Айт направился к посадочной площадке, расположенной на плоской крыше небоскреба.

В темном коридоре путь Айту заступил Свайн. Он уже раскрыл рот, чтобы произнести еще какую-то из своих угроз, но Айт резко оттолкнул его.

— Прочь!.. Потом!

Сейчас было не до разговоров. Гостей слетится так много, что вертолеты не должны задерживаться на посадочной площадке ни на мгновение. А пропустить первую машину Айт не мог, и как камердинер мистера Кейз-Ола, и как приемный сын Лайн-Еу.

«В правой лапе — хороший подарок… — рассуждал Айт, спускаясь по эскалатору. — Что такое "правая лапа"?.. Может, правое колесо?»

Айт спешил, и поэтому пришел даже немного раньше. По графику главного распорядителя, первый вертолет должен был прибыть через три минуты.

Отдышавшись, Айт сел на скамью у края площадки. На душе у него почему-то было и радостно, и тревожно. Может, потому, что услышал голос профессора. Может, потому, что одышку уже приходится в значительной степени инсценировать. К Айту катастрофически быстро возвращалась радостная и опасная молодость.