Ламия очнулась через несколько часов, незадолго до рассвета. Свеча давно догорела. Бледный свет проникал через иллюминатор, едва рассеивая мрак в каюте. Перед глазами все кружилось, то убыстряя, то замедляя темп, как будто все предметы ожили и пустились в пляс. Ламию сильно тошнило, и голова раскалывалась от гнездящейся в затылке боли, но руки и ноги уже подчинялись ей. Она поняла это, пошевелив пальцами. Ламия сделала отчаянное усилие и села на кровати. Опустила ноги на пол. Приподнялась на руках и встала. Она едва не упала, но все же устояла, ухватившись за столик. Осмотрелась и увидела, что баулы с сокровищами остались на прежнем месте, Луис не забрал их. Ламия облегченно вздохнула и прислушалась. Но не услышала ни звука. Яхта будто вымерла или была покинута своим экипажем.
Ламия испытывала почти непреодолимое желание лечь обратно на кровать. Но оставаться в каюте в полном неведении не было смысла, а, быть может, даже опасно, если бы Луис вздумал вернуться. Ламия, в ее почти беспомощном состоянии, могла не справиться с крепким молодым мужчиной. Единственным ее шансом на спасение была внезапность. Если бы она заметила Луиса первой, то успела бы впиться в его шею клыками, прежде чем он что-нибудь понял. И не разжала бы челюсти, пока он не умер. Это Ламия еще могла сделать, она это знала.
Она сделала шаг к двери, опираясь о переборку каюты. Потом еще один шаг и еще. Она шла долго, после каждого шага останавливаясь и отдыхая. И когда взялась за ручку двери, то чувствовала себя уже почти обессиленной. Последние силы ушли на то, чтобы открыть дверь. После этого Ламия долго не могла отдышаться, прислонившись к дверному косяку. В запертой каюте было очень душно, в коридоре ей стало немного легче от свежего воздуха. Цепляясь за все, что ей попадалось под руку, она уже могла идти чуть быстрее.
Ламия помнила, в каком направлении надо идти, чтобы оказаться в капитанской рубке, и упрямо шла, полагая, что Луис именно там. Где-то на полпути находилась кают-компания, которую Ламии показал стюард, провожая ее до каюты. Ей казалось, что это было много дней назад. Она надеялась, что найдет там что-нибудь выпить. Ее мучила жестокая жажда.
Еще издали Ламия увидела, что дверь кают-компании открыта, и в помещении горел свет, но изнутри не раздавалось ни звука. Если там кто-то и был, то он притаился, затаив дыхание. Ламия была готова ко всему. Но то, что она увидела, заглянув внутрь, едва не заставило ее закричать от ужаса.
В кают-компании находились все члены экипажа яхты, за исключением Луиса. Они сидели за одним общим столом, посредине которого стояло несколько бутылок с портвейном. Одна из бутылок упала, и вокруг нее разлилась густая темная лужица, похожая на остывшую кровь. Все трое были мертвы. Их головы лежали между тарелок с остатками пищи и пустых бокалов, открытые глаза затянуты мутно-белой пленкой. Только Педро закрыл глаза перед тем, как умереть. Лицо юноши было искажено болью, как и у остальных, но с опущенными веками оно выглядело не таким страшным.
Рассмотрев, что среди мертвецов не было капитана, и поняв, что произошло, Ламия продолжила путь в капитанскую рубку. Теперь она уже не сомневалась, что найдет в ней Луиса. И чувствовала в себе достаточно ненависти, чтобы убить его, не испытывая ни жалости, ни сострадания. По крайней мере, она могла попытаться.
Но когда Ламия добрела до капитанской рубки, ее ждало разочарование. Дверь, как и в кают-компанию, была открыта, но внутри никого не оказалось. Сначала Ламия не поняла, как никем не управляемая яхта может продолжать движение. Но потом она заметила, что штурвал надежно укреплен обрывком каната. Она поняла, что это сделал Луис перед тем, как покинуть судно. Яхта без рулевого могла идти по заданному изначально курсу до тех пор, пока не закончилось бы топливо или ей не встретилось бы препятствие – другой корабль, мель, прибрежные скалы…
Убедившись, что Луиса нет на яхте, Ламия испытала невольное облегчение. Теперь она могла не опасаться за свою жизнь. Даже не зная морского дела, она была способна отвязать штурвал и направить яхту к берегу. После этого она найдет Луиса, где бы он ни прятался, и отомстит ему. А заодно тому, кто его нанял, чтобы убить ее. Уходя, Луис назвал его имя.
И это был… Эргюс Бэйтс!
Вспомнив, Ламия невольно вскрикнула. Но ведь она же убила его год назад! Взорвала в его собственном доме. Неужели старый эльф тогда спасся, затаился и ждал только случая, чтобы отомстить ей?
Ламия не забыла его изящную грациозную фигуру, длинные светлые пряди волос, волнами падавшие на хилые плечи, и не поверила в свою догадку. Только не этот старик, больше всего на свете любивший женщин и вино. Он был не способен на такое продуманное коварство. Тогда кто же, назвавшийся Эргюсом Бэйтсом или действующий от его имени?
Ламия вытерла холодный пот со лба. Чей-то смутный образ вертелся в ее зрительной памяти, но она не могла рассмотреть его. Мозг Ламии, пораженный ядом и еще не оправившийся, отказывался ей служить.