На ее лице было то безразличное выражение, которое у ребенка может обозначать все что угодно — от крайнего ужаса до полного непонимания происходящего. Ее взгляд последовал за Орком, когда тот подошел к Лю, чтобы что-то сказать ему.
Лю и Орк направились к Сее. Позади них, в центре поляны, горел большой костер. Это нельзя было счесть излишним. На такой высоте ночи были прохладными — однако не настолько, чтобы имело смысл разжигать такой большой огонь. Сее явно привыкла к ночным температурам, поскольку ходила нагишом.
Она по-прежнему была обнажена; более того, с нее сняли ее пояс из лозы со стручком на нем. Но, как Хэл заметил, когда они с Амандой впервые увидели Сее, ее нагота была настолько естественной и неосознанной, что неестественной казалась одежда на людях вокруг. Выражение ее лица осталось безразличным, когда эти двое подошли к ней, и Лю что-то ей сказал. Хэла чрезвычайно огорчало, что он не может по движениям губ офицера и его подчиненных определить хотя бы одно слово из сказанного ими.
Так или иначе, Сее не отвечала. Только теперь она пристально смотрела на Лю, а не на Орка — тем совершенно непостижимым, всевидящим открытым взглядом, на который способны лишь дети.
Губы Лю снова задвигались, а лицо сделалось жестким. Губы Сее по-прежнему были неподвижны, а выражение Лю не изменилось. Он взглянул на Орка, стоявшего рядом, и тот что-то сказал.
— Я думаю, — неожиданно произнес Старик, — что он попросил того подтвердить, что она на самом деле умеет говорить и понимает бейсик.
Хэл внезапно заглянул в карие глаза Старика.
— Ты читаешь по губам? — спросил он, едва ли не резко. Тот покачал головой.
— Нет, — ответил он, — я только догадываюсь. Но я думаю, что эта догадка близка к истине. И я думаю, что этот Орк напоминает ему, что девочке было не меньше шести лет, когда погибли ее родители.
Лю повернулся и, пройдя мимо костра, вернулся к Артуру. Его лицо на экране было теперь повернуто в сторону, и даже пытаться читать по губам было бы бесполезно.
— Я бы сказал, что твое предположение достаточно близко к действительности, — заметил Хэл. — Как ты думаешь, что он говорит Артуру сию минуту?
Старик медленно покачал головой.
— Это только предположение, — сказал он. — Я могу сильно ошибаться, но этот офицер явно преднамеренно ждал темноты, прежде чем позволить этим двоим увидеть друг друга. А костер определенно должен еще усилить ощущение чего-то угрожающего. Лю производит впечатление человека, который надеется использовать не только физическое, но и психологическое давление. Добиваться от кого-то ответов, заставив смотреть, как пытают другого, — един любимых приемов получения информации с тех пор как человечество начало использовать подобные методы. Идея, конечно, состоит в том, чтобы ослабить волю того, кто не хочет говорить. Здесь у него два пленника. Он может допрашивать любого всевозможными болезненными способами и удваивает вероятность получения ответов — или от допрашиваемого, или от того, кто видит процесс допроса и ожидает той же участи. Может не выдержать любой из них. Впрочем, он явно предполагает, что может точнее оценить результат попытки допроса в отношении взрослого человека, а не ребенка вроде Сее.
— Он сейчас будет угрожать Артуру пыткой, если Артур не сообщит ему, как найти других людей? Ты это имеешь в виду, не так ли? — спросил Хэл.
— Я бы так предположил, — сказал Старик просто.
Лю еще несколько минут что-то говорил Артуру, но лицо того в отличие от Сее выразило гнев и пренебрежение. Лю несколько раз указал на Сее, и Артур покачал головой. Скорее всего, подумал Хэл, тот отрицает, что сколько-нибудь знает девочку, хотя движения его губ Хэл по-прежнему прочесть не мог. В конце концов Лю повернулся и возвратился в свою палатку; а Орк с двумя из солдат тем временем начал пытать Артура.
Калас начал ругаться — негромким монотонным голосом, без перерывов — как будто он разговаривал сам с собой.
Во всяком случае, приходилось быть благодарным за то, что Орк и двое солдат заслоняли Артура и на экранах нельзя было видеть, что именно они с ним делают. Однако Сее это видеть могла — те специально заботились об этом.
Но их усилия были потрачены впустую. Она смотрела недолго — пока рот Артура не раскрылся в невольном крике, вызванном болью; а потом перестала обращать внимание на палачей. Ее лицо по-прежнему было лишено какого-либо выражения, а неподвижный взгляд сосредоточился на круглой белой палатке, в которой исчез Лю.
Старик с шумом втянул в себя воздух и сказал:
— Он совершил ошибку.
— Он? Ты имеешь в виду Лю? — спросил Хэл.
— Да, — ответил Старик. — Артур отрицал, что знает ее, а Сее ничего ему не сказала. У офицера нет никакого способа узнать, любит ли она его, или он — ее.
— Она любит Артура? — переспросил Хэл. — Амид говорил мне, что она не позволяла Артуру приближаться к ней — после того, как однажды он попытался коснуться ее!