Гилгул

— В туалет, кажется.

— И надолго?

— Знаешь, я за часами не смотрела.

— Скажите, а машина, на которой вы приехали, чья?

— «Девятка»? Моя.

— И документы на нее есть?

— Кость, ну чего ты дурью-то маешься? Вопросы какие-то идиотские задаешь… Знаешь ведь, что с документами все в порядке.

— Я тебе не Костя, — негромко сказал оперативник, — а товарищ старший оперуполномоченный. А ты мне сейчас не Татьяна, а Татьяна Николаевна Лерих, между прочим, подозреваемая в соучастии. Поняла? И поэтому попрошу отвечать на мои вопросы точно, четко и по существу. Саша услышал, как Татьяна хмыкнула озадаченно:

— В каком соучастии? Костик, у тебя совсем, что ли, крыша съехала «на почве»?

— Так. Ознакомься с протоколом осмотра.

— С протоколом осмотра чего?

— Машины твоей, дура. «Жигулей» «девятой» модели, цвет «свежая вишня». Регистрационный номер… Ты что думаешь, я тебя зря тут полтора часа байками развлекал? Пауза. Долгая, кромешная, черная пауза.

— Что за чертовщина? — озадаченно спросила Татьяна. — Какие следы, какой крови, под каким ковриком?

— Под левым, со стороны водителя! — рявкнул вдруг Костя. — И группа крови, между прочим, совпадает с группой крови последней жертвы! Поняла? Кому машину давала? Быстро? У кого ключи от твоей машины есть? Ну? Живо отвечать! Сука, овца тупорылая! Будет она мне строить из себя королеву гишпанскую! Кому машину давала, а? — заорал он. — Ты у меня сейчас узнаешь, у кого тут «крыша съехала»! Кому давала машину, отвечать быстро!

— Никому, — совсем сухо ответила Татьяна. У нее всегда становился такой голос, когда разговор бывал ей неприятен.

— Какому это «никому»? Где он живет? Адрес, телефон! Быстро!

— Обалдел, что ли? — заорала она в ответ. — Никому не давала! И хлесткий звук пощечины. Тут-то Саша понял, что и Таню Костя «сломает» тоже. Не труднее, чем профессора.

— Ты, дура, — прошипел оперативник. — Сама-то хоть понимаешь, что сейчас сказала, а? Понимаешь? Нет? Я тебе объясню. Ты сейчас сказала вот что: «Саша Товкай — не убийца, а убийца — я». Ты это хоть поняла, а? Поняла?

— Почему я? — растерялась Татьяна.

— Да потому, что если ты никому ключи от своей машины не давала, значит, никто, кроме тебя, эти убийства совершить не мог! Значит, сама ты села в машину, сама доехала, грохнула девицу и вернулась обратно! И снова села пить, гулять да веселиться! А тачку твою, «девятку» ср…ю цвета «свежей вишни», регистрационный номер такой-то, видели в ночь убийства аккурат рядом с местом преступления. Вот так! — хрипел Костя. Татьяна дышала тяжело, с едва ли не болезненным хрипом. Саша представил себе эту картинку: она сидит на стуле напротив стола, а Костя, как в кино, упершись руками в стол и направив лампу Татьяне в лицо, выкрикивает свои идиотские вопросы провокатора. Саша открыл глаза. Он собирался вскочить… ну, или уж, на худой конец, подняться и… что-то сделать. Стукнуть его, или, может быть, что-нибудь еще, главное, прервать эту уродливую цепочку наводящих вопросов и отдающихся ответов. Но вместо этого он снова закрыл глаза. То, что Саша увидел, показалось ему чудовищным сном. Они… трахались. Нет, не занимались любовью. Это нельзя назвать любовью. Нет. Именно так: «трахались». Еще — «спаривались». Животный секс, — она грудью на крышке стола, он сзади, — когда нет чувств, а есть только необузданное желание овладеть. Ов-ла-деть! Костя и овладел. Саша ошибся. Косте не пришлось ломать Татьяну. Он ее просто взял. Право победителя. Саша лежал и ждал. А перед глазами у него стояло бледное лицо Татьяны, закушенная нижняя губа, — чтобы не до крика, — и капельки пота над верхней губой и у переносицы. Ей это нравилось. Саша-то знал Татьяну достаточно хорошо, чтобы сделать подобный вывод.

— И что мне теперь делать? — с хрипотцой спросила она.

— Подпишешь показания против этого кретина — и все дела. И снова долгая пауза, тяжелое дыхание, хрипотца и нарастающее постанывание. Саша стиснул зубы и открыл глаза.

— Таня, — громко позвал он. Она вздрогнула, но Костя повелительно ухватил ее за шею и пригнул, прижал к столу. И Татьяна даже не попыталась вырваться.

— Что, очнулся? — весело поинтересовался Костя. — Слаб ты стал на башку, Сашук. Слаб. — Он облизнул губы. — А мы вот тут показания снимаем.

— Таня, — снова позвал Саша, отхаркивая кровь. — Скажи мне, ты занималась этим с кем-нибудь еще?

— Старик, это называется секс, — напомнил Костя, совершая фрикции.

— Ты занималась этим с кем-нибудь еще? В последний месяц? Костя задергался, лицо его покраснело, на лбу выступил пот. Татьяна начала поскуливать совсем по-собачьи. Наконец оперативник выпрямился, деловито подтянул брюки, застегнул «молнию». Татьяна не без труда поднялась со стола, прикрываясь, неловко начала натягивать узкие джинсы. На мгновение Саша увидел белую полоску ее бедер и отвернулся.