В храме бон ничего не изменилось. Запах сандала и можжевельника заполнял до отказа легкие, тусклый свет кутал углы и без того маленькой комнаты в сумрак, старик шаман с барабаном сидел почти в центре, а неподвижная старуха за его спиной — у стены, и прямо над ее седой головой была аккуратно выведена свастика.
Линг поздоровалась и протянула два браслета старику. Он молча взял их и указал ей на место перед собой — туда, где вчера сидел в трансе Соул. Девушка неуверенно оглянулась на партнера и по его выражению лица поняла, что он недоволен. Шаман тем временем повторил просьбу уже словом-приказом, и повелительница повиновалась, опустившись на колени.
Она взволнованно наблюдала за таинством перед собой. Старик достал откуда-то из кармана обычную зажигалку, кинул амулеты на поднос и поджег их под неразборчивое напевное бормотание. Браслеты горели плохо, от тлеющих ниток потянуло едким дымом, а глаза защипало. Линг смахнула с глаз навернувшиеся слезы и только сейчас заметила, что старуха неотрывно смотрит на нее, и рот бабки кривится от довольной беззубой улыбки.
— Такая славная молодая девушка, — закачала головой старуха. — Вижу в тебе часть нашего народа. Кто? Отец или мать?
— Мама, — робко ответила Линг. Взгляд и улыбка старухи ее пугали. Хотелось вскочить и убежать. — Мама тибетка, а папа китаец.
— Я и тебе могу помочь, дочь Тибета, — выцветшие глаза старухи заглядывали в самую душу, а шепелявый голос сковывал тело.
— Но на мне нет проклятия, — сглотнула ком в горле Линг.
— Я могу помочь с ним.
Линг без имени поняла, что тибетка имеет в виду Соула, который нетерпеливо заерзал за спиной своей повелительницы.
— Мне не нужна помощь, — выдавила она и снова смахнула слезы от едкого дыма: амулеты дымились, старик бормотал, старуха смотрела в душу.
— Нужна. Вижу, чего он хочет. Он хочет огня. Ту искру от костра, что сейчас кружится в закатном солнце. А ты — вода, холодный горный ручей, который необходим, только чтобы забыть об огне.
От таких слов стало страшно и обидно одновременно. Страшно, потому что старуха знала то, что не могла знать. Обидно, потому что Линг снова вспомнила взгляд Соула, когда он наблюдал за Макой.
— Он никогда не оставит меня. Я его повелительница, — вцепилась пальцами в края своей кофты девушка.
Бабка злорадно усмехнулась:
— Как же мало ты знаешь, бедняжка. — А потом чуть качнулась вперед и склонила голову набок, понизила голос до шипящего полушепота: — Если так в этом уверена, то тебе нечего бояться, дочь Тибета. Я просто сделаю так, что отвергнутая исчезнет из его жизни. Навсегда.
— Линг, — позвал Соул, — о чем вы разговариваете?
Словно почувствовал что-то неладное.
— Она спрашивает про мою семью, — соврала девушка.
Старуха снова откинулась к стене, укрывшись сумраком, но ее глаза хитро смотрели на Линг. Тибетка понимала, что посеяла в сердце зерно сомнения и ждала всходов.
— Заканчивайте болтовню. Мне не очень нравятся эти обряды, да и Мака тоже почувствовала какую-то херню после моего вчерашнего сна под барабан.
Мака.
Мака почувствовала.
И что? Мало ли что ей показалось? Вот так бездумно верить каждому слову?
Мака, которая считает культуру Тибета просто сказками про духов.
Завтра она улетит, но где гарантия, что они с Соулом не будут общаться? Соцсети, телефон, скайп в конце концов? В век технологий расстояние не помеха…
А бабка сказала «навсегда»…
Линг храбро подняла голову и обратилась к старухе:
— Что я должна делать?
Тибетка довольно улыбнулась и хлопнула в ладоши, а браслеты на ее запястьях громко звякнули.
— Скажи, чтобы оставил нас одних. Скажи, это нужно для обряда избавления от браслетов.
Линг развернулась к Соулу:
— Тебе сейчас нужно уйти. Она говорит, что я должна остаться для завершения обряда.
— Линг, — нахохлился Соул, — а без тебя никак? Не хочу оставлять тебя здесь одну.
— Все будет хорошо.
Молодой человек хмуро оглядел комнату и снова посмотрел на свою повелительницу:
— Буду ждать у входа. Если что — зови.
Когда Соул вышел, а Линг снова повернулась к шаману и старухе, то чуть не вскрикнула — старая тибетка уже сидела напротив нее. Как она успела так быстро и бесшумно подойти? Костлявая рука с вздутыми венами дотронулась до руки Линг и крепко ее сжала:
— Не бойся, дочь Тибета, — зашепелявила старуха, — просто слушай барабан и мой голос. А теперь закрой глаза и впусти меня в свою душу.
Линг повиновалась. Шаман начал медленно отстукивать ритм, костлявая рука поглаживать тыльную сторону кисти девушки, а шепот старухи сонным потоком лился в уши, проникал в сердце и душу — успокаивал, убаюкивал и замедлял дыхание. Линг потеряла ощущение реальности, забыла где находится и зачем здесь. Ей просто нравился голос — уже не старческий, ей нравился убыстряющийся ритм шаманского барабана и ласковые поглаживания — не противные, а приятные и расслабляющие. Можжевельник и сандал напитывали умиротворением каждую клетку тела, едкий запах тлеющих ниток и бусин горчинкой першил в горле.
В голове не осталось мыслей.
В душе не осталось места сомнениям.
В сердце не осталось ни капли страха.
Все правильно. Все верно.