Гимн шпане

Начало недели я посвятил продумыванию операции, ведь успех любого предприятия зависит от его организации. Я выбрал дорогу, параллельную магистрали — там и риск меньше, и движение свободнее, — и заказал номера в двухзвездочной гостинице рядом с морем.

Размер видаков был десять на шестьдесят на сорок, а объем грузовичка, как я понял, двенадцать кубических метров; я сидел в нашем баре с калькулятором, смотрел на цифры, нацарапанные в конце тетради, и мало помалу утрачивал всякую способность соображать: десять плюс шестьдесят плюс сорок у меня выходило сто десять, эту сумму надо было отнять от двенадцати в кубе, я не мог, пробовал вычитать из метров обычные, не кубические сантиметры, тоже получалась ерунда — и с простыми метрами, и с кубическими, я даже попытался применить систему десятичных дробей, но число, которое выдал калькулятор — ноль с кучей цифр — привело меня в полное замешательство, вот дурак, запутаться в такой простой задаче.

— Это не так уж трудно, — вмешался Саид, — сначала надо прибавить, а потом умножить.

Нежданно-негаданно я оказался в гуще научной конференции дипломированных математиков и специалистов по перевозке грузов: один поинтересовался, большегрузная ли машина, тогда все в порядке, нужно это выяснить, у транспортного контроля свои требования, он меня просто достал; другой решил разобраться в задачке основательно; в конце концов калькулятор полетел на пол, но поскольку я по-прежнему ни хрена не понимал, Саид наклонился под стойку и достал коробку из-под обуви и несколько коробков спичек, чтобы смоделировать ситуацию в миниатюре, мол, практика всегда убедительнее теории, результат был наглядный: в коробку входило сто коробков.

— Видал, — подвел итог мой кореш, — математика — туфта, главное, как оно на деле выходит, а то правительство своими цифрами совсем народ задурило.

Для чистоты эксперимента они с одним антильцем решили приделать к коробке колеса, а Жерар, булочник, стал вырезать у нее по бокам дверцы, я расплатился и направился к телефону-автомату — гаврец ждал моего звонка между восемью и девятью.

— Алло, будьте добры Филиппа, — сказал я.

Судя по характерному шуму, он был в кафе или ресторане, его подозвали, и он взял трубку.

— Да, я слушаю.

— Это Гастон, ваш племянник из Парижа.

Он обрадовался звонку, а сообщение о моем приезде в конце недели привело его в восторг, он был уверен, что для «переезда тети» грузовичок объемом двенадцать в кубе безусловно подойдет, он меня целует и срочно займется приготовлениями.

Ночью накануне отъезда я почти не спал, мы допоздна смотрели телевизор, шел фильм с Бельмондо и Ванелем про Южную Америку, при этом я продолжал заниматься вычислениями, даже с учетом всех расходов я должен был славно заработать. Наконец меня сморил сон, Мари-Пьер прильнула сбоку, я стремился как можно быстрее прорваться на Иль-де-Франс, потом в провинцию, а будильник прозвенел в тот момент, когда Шарль Ванель в тюрьме подавал мне виски.

Жоэль поджидал нас в баре «У Мориса» за чашкой кофе с молоком. Он пожал руку мне и наклонился поцеловать Мари-Пьер — как от тебя приятно пахнет! Увидав, что она с чемоданом, стал подшучивать: ты что, решила вернуться к мамочке? Она улыбнулась. Что ты несешь, здесь всего несколько платьев. Мы собрались уходить, тут меня остановил Саид, он держал в руках пухлый конверт с деньгами, пораскинул, мол, мозгами и решил, что дело стоящее; я покачал головой: поздно, Саид, теперь видаки пойдут минимум по штуке, раньше надо было думать. Уже в дороге мы с Жоэлем снова обсуждали любимую тему: когда позарез надо — эти тру́сы как один поджимают хвост, а как только перспектива проясняется, они тут как тут, налетают словно коршуны. За Версалем по шоссе стелился туман, но к концу дня прогноз обещал прояснение. За рудом был Жоэль, я все больше убеждался, что мы составляем идеальное трио.