Гиперборея: приключения идеи

Ни вплавь, ни впешьНикто не вымерил дивного путиК сходу гипербореев —Лишь Персей,Водитель народа,Переступил порог их пиров,

Там стожертвенным приношением богузакалывались ослы,Там длящимся весельям и хвалебным словамРадуется Аполлон,И смеется на ослиную встающую спесь,Не чуждается их нрава и Муза:Хоры дев, звуки лир, свисты флейт

Мчатся повсюду,Золотыми лаврами сплетены их волосы,И благодушен их пир.Ни болезни, ни губящая старостьНе вмешиваются в святой их род.Без мук, без битв

Живут они, избежавшиеДавящей правды Немезиды[11].

Оттого гиперборейцы живут по тысяче лет[12], а смерть приходит к ним, лишь когда они пресытятся жизнью[13].

Представления о стране гипербореев были чрезвычайно значимой частью распространившегося по всей Элладе в период архаики культа Аполлона.

Гиперборея сразу после рождения Аполлона становится для него любимым местом на земле. У гиперборейцев он скрывается после ссоры с Зевсом из-за убитого тем Асклепия. У гиперборейцев же прячет он свою знаменитую стрелу, которой, мстя за своего сына, истребил киклопов, сковавших для Зевса смертоносный перун[14]. Стрела эта, – замечает Алексей Лосев, – «все еще мало отличима от солнечного луча, то животворящего все живое, то убивающего своей силой»[15]

.

В архаическую эпоху, когда жили Пиндар и Алкман, гиперборейцы еще не имели, так сказать, ни прописки, ни национальности, не идентифицируясь с какими-либо конкретными народностями, проживающим в хотя бы теоретически доступной области ойкумены. Греки считали их сказочными «небожителями», людьми Аполлона, у которых он периодически гостит и набирается вдохновения, сама же Гиперборея рисовалась им как некая сакральная страна на краю света, недоступная простым смертным. Нечто вроде Островов Блаженных или Елисейских полей.

Тетрадрахма Селевка II (244–226 гг. до н. э., Антиохия). На реверсе – Аполлон Дельфийский с золотой стрелой в руке

По сути, четкая географическая локализация стране гипербореев и не требовалась. «В географии античных гиперборейцев самое важное – прежде всего определенного типа человеческая жизнь, а уже потом – фиксация той или иной местности в известном или неизвестном тогда географическом мире, – утверждает Алексей Лосев. – В этом смысле гиперборейцы отнюдь не являлись каким-нибудь единственным народом. В античной мифологии о гомеровских киконах, лотофагах, киклопах, лестригонах, феаках тоже делались те или иные географические заключения, но, конечно, древнего грека, прежде всего, интересовал здесь тот или иной тип социальной жизни. К числу таких же народов надо относить и пигмеев, о географии которых тоже имелось достаточно много, и притом различных, указаний. Сюда же надо отнести и эфиопов, друзей богов, у которых гомеровские боги так любят пировать…. Все эти и подобные народы интересны для нас в мифологии в первую очередь как символы того или иного типа человеческого общежития, а уж потом можно рассматривать географическое их размещение»[16].

Для грека времен архаики и ранней классики в гиперборейском мифе важнее всего определенный тип социальной жизни, а не географическая локализация той или иной местности.

Отголоски дельфийских преданий о Гиперборее мы находим у Гекатея Абдерского, описывавшего страну Аполлона как прекрасный далекий остров в океане, который «обладает хорошей почвой и плодороден. А еще его отличает умеренный климат, ежегодно приносящий двойной урожай». На этом острове есть «и великолепный священный участок Аполлона, и замечательный храм, украшенный многими дарами и круглый в плане», а также священный город, большинство жителей которого кифаристы, и «играя непрерывно в этом храме на кифаре, они поют богу гимны, прославляя его подвиги»[17]. Возможно, именно по этой причине сребролукий бог света каждую зиму оставлял свои Дельфы и прилетал на отдых в гиперборейские пределы – ему хотелось побыть среди поэтов, певцов, философов, каковых в ту пору в Элладе, очевидно, было мало, а то и не было вовсе.