Гипно Некро Спам

Мотузному неприятно смотреть на эту тёлку. Он сто раз представлял себе её потасканной и опухшей, с раздолбанной грязными арабами вагиной и «рабочими» жадными губами. Одноклассница Карина выглядит просто офигительно. От этого у Мотузного начинают ныть жёлтые от никотина зубы.

– Как дела? – спрашивает она, улыбаясь. Белая эмаль её – словно из рекламы.

– Нормально…

Они, обмениваясь ничего не значащими фразами, выходят на улицу.

– Подбросить тебя? – спрашивает вдруг Карина. Он соглашается. В машине, за рулём, ещё один. Это и есть Паша.

Через несколько дней отец зовёт Мирослава к телефону.

– Да?.. – говорит он в трубку.

– Привет!

– Кто это?

– Блин, богатым буду, ёпти!.. – хихикают в трубке. – Это, короче, Паша… Карина тогда сказала, что ты, типа, журналист с Мaсквы…

– Ну и чё? – Мир посмотрел на стоящего рядом отца. Пожал плечами. Отец кивнул и ушёл куда-то вглубь квартиры.

– Ты, типа, надолго сюда или насовсем?

– А чё?

– Ну, короче, есть одна знакомая тёлка, редактор, короче, в газете… Ну она тут сказала, что им, типа, корреспонденты нужны… Ну а я сказал, что у меня, типа, есть один с Мaсквы знакомый… А ты там где работал?

– В журнале, – сказал Мир после паузы.

– В каком?

– В толстом, – Мир видел своё отражение в зеркале над телефоном, – что за газета?

Через сутки он сидит в кабинете главного редактора газеты «Знамя».

– Вы, наш сделавший себе имя в мировой журналистике, земляк! – говорит ему главный редактор год назад. – Для нас было бы честью, если бы вы…

А ещё через сутки он сдаёт первую статью. Она выходит на первой полосе. Автор: «спец. Корреспондент М. Мотузный».

Мир вспоминает всё это, сметая крошки со стола и чувствуя вкус пельменей и яичницы во рту. Он с омерзением моет посуду. Потом подметает пол в кухне. Бросает в конце концов веник и совок на пол и присаживается покурить. В приоткрытую форточку влетают первые аккорды, преодолевшие 50 метров от подвала школы. Мотузный узнаёт ту самую песню. Слов он разобрать не может, но мелодия, которую выводит тонкий женский вокал, настолько безрадостна, что обычно Мотузный даже улыбается.

Но не сегодня.

Сегодня он слушает эту музыку с неровным плавающим барабанным ритмом и фонящей гитарой без тени улыбки. Он курит и слушает. Смотрит в окно. Видит почтальона, пересекающего двор. Мир тушит сигарету в замызганной пепельнице, идёт в зал, включает лэптоп и открывает одно из четырёх писем, уже год лежащих в его ящике, в папке «входящие».

Он видит Её фото.

Где она совсем молоденькая, в купальнике, сидит на старой деревянной лодке. Письмо:

«Привет:) Помню обещала тебе эту фотку. Извини, подарить оригинал действительно не могу. Существует в ед. экземпляре. Мне здесь 16 лет. Это Севастополь. Подписать фотку на память?:))) Щаз, за фломастером сбегаю))) Цём:)!».

Мирослав Мотузный долго рассматривает изображение рыжеволосой девочки в купальнике. Он открывает следующее письмо. И следующее. И ещё одно.

Все четыре.

В них ещё одно фото, маленький (совсем коротенький) рассказик с пометкой «на конкурс Экс Спермо Ментальный [ф] ашизм», ещё одно фото.

Мир читает крошечный рассказик.

Милый-милый, тёплый-тёплый текст.

Перечитывает ещё раз.

Он пьёт водку прямо из горлышка. Размазывает слёзы по широкому лицу, а остальные глотает, запивая «перцовкой».

Она была его единственным другом.

А он даже на похоронах не был.

Она не говорила ему, что больна. Не хотела расстраивать? Не успела?