Гипсовый трубач, или конец фильма

он недавно за полмиллиарда купил яхту с вертолетной площадкой, оранжереей и бассейном, в котором можно проводить чемпионаты по водному поло. Об этом много писали! А вот настоящая концовка мне не нравится. Банально. Грозный первый секретарь ни в какое нищенство не впадал, ни на каком рынке не торговал, а служит заместителем председателя правительственной комиссии по расследованию преступлений коммунистического режима… Вы его знаете!

— Ну, кто ж его не знает! Серьезный старичок… — кивнул Кокотов. — Но концовку, сознайтесь, Дмитрий Антонович, вы снова подсочинили?

— Нет, не подсочинил, просто позаимствовал из судьбы другого первого секретаря. Потому что мой первый секретарь, когда все обрушилось, от переживаний заболел раком и застрелился на даче из охотничьего ружья, чтоб не быть в тягость близким… А это, видите ли, как-то нехудожественно!

— Раком? — невольно переспросил Кокотов и пощупал шею: он где-то читал, что у онкологических больных увеличиваются лимфатические узлы.

— Ах, извините! — вдруг спохватился Жарынин.

Он резко перестроился, освобождая крайний левый ряд. И вовремя: через мгновенье две серебряные автомобильные тени с пронзительным воем мелькнули и пропали за взлобком дороги, точно упали с края земли.

— Может, это как раз Гена и поехал. У него в этих местах охотхозяйство, — раздумчиво сообщил режиссер. — Извините, Андрей Львович, я вас перебил! Так чем закончился ваш визит в бомбоубежище?

— В бомбоубежище? Ничем особенным. Я принял предложение и написал роман «Полынья счастья»… Перевод с английского.

— Знакомое название. А псевдоним? Какой вы псевдоним взяли?

— Аннабель Ли… — упавшим голосом ответил Андрей Львович: он как раз нащупал странное уплотнение под левой скулой.

— Достойно, очень достойно. Погодите-ка! «Полынья счастья». Ну конечно же! Эту книжку я видел у Ритки. Она страшно плевалась, хохотала, цитировала мне какието совершенно отмороженные куски, но до конца все-таки дочитала! Поздравляю! Моя Маргарита мало что до конца дочитывает.

— Сочиняете? — тоскливо усомнился Кокотов.

— А вот и нет! У вас там есть место, где женщина играет в смертельную сексуальную рулетку? Есть?

— Есть… — порозовел Андрей Львович.

— Ну, вот видите, прав Сен-Жон Перс: мир тесен, как новый полуботинок. А сколько вам, если не секрет, заплатили за этот роман?

— Две тысячи долларов.

— Бандиты! Меньше чем за три, такие вещи не пишут! Сколько вы уже налудили?

— Шестнадцать романов.

— И сколько времени у вас уходило на каждый?

— От двух до пяти месяцев. С перерывом на отдых.

— Когда же вы успели написать «Гипсового трубача»?

— От сна отрывал…

— Ну и как вам такая жизнь?

— Она омерзительна! — радостно воскликнул Кокотов, ибо нащупал под правой скулой точно такое же уплотнение, как и под левой, а это значило, что он имеет дело не с увеличенными лимфатическими узлами, а с исконной анатомической пустяковиной…

— А вот я вас, дорогой Андрей Львович, везу в другую жизнь! И кстати, попутно дарю еще один сюжет для нового романа из цикла «Лабиринты страсти». Так, на всякий случай, если мы с вами не сработаемся! Вы можете стать родоначальником нового жанра — эротической фантастики. Не пробовали?

— Не-ет…

— Тогда слушайте! Двадцать первый век. Человечество достигло невиданных, невообразимых научных успехов! На Марсе колония землян…

— Минуточку Дмитрий Антонович, а сейчас-то какой век?

— Ах, ну да… Все никак не могу привыкнуть. Итак, двадцать второй век. Ныо-социализ.м. Марс. Конец нудного рабочего дня в одном из многочисленных марсианских НИИ. Завтра — трехдневный уикенд.

— Выходные у них целых три дня?

— Конечно. Но раз в месяц. А какой уикенд на Марсе? Тоска! Ну посидеть у телевизора, ну поваляться на искусственном пляже под искусственным солнцем или для экстрима, напялив скафандр, на саундцикле поноситься по дну высохшего марсианского моря. Скукота! И только одна сотрудница не может скрыть радостного нетерпения. Назовем ее, допустим, Пат Сэлендж… Фантасты почему-то очень любят давать героям такие вот сокращенные англообразные имена. Странно, что никому из наших не пришло в голову звать персонажи по-русски. Например, Ген Сид — Геннадий Сидоров… Или — Ал Пуг. Алла Пугачева. Разве хуже? Нет, лучше! А все проклятое западничество!

— Вы, значит, славянофил? — едко поинтересовался Кокотов.

— А вас это, Андрей Львович, смущает? — спросил Жарынин, нажимая на отчество соавтора.

— Нет, но хотелось бы знать…

— А если я скажу вам, что я зоологический ксенофоб и потомственный антисемит, вы потребуете остановить машину?

— Возможно и так…

— Лучше вернемся на Марс. И вот эта наша Пат Сэлендж, чтобы спрятать туманную загадочную улыбку, низко склоняется над кульманом…

— Дмитрий Антонович, какой кульман на Марсе в двадцать втором веке?

— Да черт его знает, какой… Не важно! Над клавиатурой она склоняется. Не перебивайте! К ней в этот миг подходит ее интимный друг, обнимает…

— Ив Дор.

— Кто-о?

— Иван Дорошенко.