Гитара в литературе

Горький, Максим (Алексей Максимович Пешков, 1868–1936) — русский писатель, публицист. Большой резонанс имел сборник «Очерки и рассказы» (т.1–3, 1898–1899), в котором носителями новой, «свободной» морали были изображены (не без влияния ницшеанства) босяки. В романе «Мать» (1906–1907) сочувственно показал нарастание революционного движения в России. Выявив разные типы жизненного поведения обитателей ночлежки (пьеса «На дне», 1902), поставил вопрос о свободе и назначении человека.

В «окуровском» цикле (роман «Жизнь Матвея Кожемякина», 19101911) — пассивность, косность уездной русской жизни, проникновение в нее революционных настроений.

Автобиографическая трилогия («Детство», 1913–1914, «В людях», 1915–1916, «Мои университеты», 1922). Литературные портреты, воспоминания. Многообразие человеческих характеров в пьесах («Егор Булычов и другие», 1932), в незавершенном романе-эпопее «Жизнь Клима Самгина» (т.1–4, 1925–1936).

В автобиографических рассказах Горького масса персонажей, деталей быта, кратких и точных зарисовок. Поражаешься наблюдательности этого удивительного писателя. Отдельные сцены, имеющие отношение к гитаре, стоит процитировать. Итак, начинается вечеринка.

«Приходит кривой дьякон Ворошилов, пьяница, грязный, засаленный человечишко, превосходный гитарист и гармонист, рябое скуластое лицо его в серых волосах, толстых, как иглы ежа; у дьякона маленькие холеные руки женщины и красивый — ярко-синий — глаз: дьякона так и зовут «Краденый глаз».

Приходят бойкие девицы из села и казачки из станицы, иногда с ними — Леска. В небольшой комнате, тесно заставленной диванами, садятся за тяжелый круглый стол…

Наелись. Степахин рыгает, как башкир; крестится дьякон, — нежно улыбаясь, настраивает гитару; переходят в большую комнату, где нет мебели, кроме полдюжины стульев, и начинают петь.

Поют — дивно. Петровский — тенором, Степахин — густейшим мягким басом, у дьякона — хороший баритон, Маслов умело вторит хозяину, женщины тоже обладают хорошими голосами, — особенно выдается чистотою звука контральто казачки Кубасовой; голос Лески криклив, — дьякон часто грозит ей пальцем. Поют благоговейно, как пели бы во храме, и все строго смотрят друг на друга, — только Степахин, широко расставив ноги, опустил глаза, и лицо у него удивленное, точно он не верит, что это из его горла бесконечно льется бархатная струя звука. Песни мучительно грустные, иногда торжественно поется что-либо церковное, чаще всего «Покаяния двери отверзи».

Этих никчемных, суетных, крепко пьющих людей объединяет неодолимая тяга к прекрасному, к чистой и возвышенной музыке. Правда, когда пустеет выставленная на стол четверть водки (а это по современным меркам — трехлитровая бутыль!), начинаются кабацкие забавы.

«Белки рачьих глаз Петровского налиты кровью, он вытягивается всем телом, как солдат в строю, и орет:

–

Дьякон — плясу! Тихон — делай! Живем!

–

Начали! — отзывается дьякон, взмахивая гитарой и хитрейшим перебором струн, с ловкостью фокусника начинает играть трепака, а Степахин — пляшет».

Кроме колоритного священнослужителя, галерея горьковских персонажей, играющих на гитаре, представлена в рассказах еще двумя выразительными портретами.

Перед нами — рабочий. «Чахоточный Яков, гитарист, знаток Библии поразил его яростным отрицанием Бога. Расплевывая во все стороны кровавые шматки изгнивших легких, Яков крепко и страстно доказывал:

–

Первое: создан я вовсе не «по образу и подобию Божию», я ничего не знаю, ничего не могу и, притом, не добрый человек, нет не добрый».

А вот представитель русской интеллигенции. «Толстенький доцент, пьяный до слез, сидел, в нижнем белье и с гитарой в руках, на полу среди хаоса сдвинутой мебели, пивных бутылок, сброшенной верхней одежды, сидел раскачиваясь и рычал:

–

Милосер-рдия двер-ри отвер-рзи нам…

Клопский резко и сердито кричал:

–

Нет милосердия! Мы сгинем от любви или будем раздавлены в борьбе за любовь, — все едино: нам суждена гибель…»

Что ни говори, произведения Горького — это художественная документалистика или, если хотите, беллетристическая социология!