Не замечая меня, эльф живо переговаривался с Золтаном, обсуждая, какие материалы лучше применять для создания «сомнамбулы», бомбы, которая на время заставляет противника потерять ориентацию и выглядеть «спящим». Спор был из настолько далекой области, что я даже не старалась вникнуть в названия материалов и техники изготовления, ограничиваясь кивками там, где это было необходимо. Потому предпочла просто напевать себе под нос незатейливую попсовую мелодию, вспоминая родной язык, и продолжала любоваться любимым, словно в зоопарке. Он это замечал — я видела. И его распирало от самодовольства. Оказавшись за воротами, я поняла, что Лютик безвозвратно для нас потерян на сегодня. Нагнать он нас не спешил, а я потеряла единственную свою опору и защиту от нападок эльфа, эдакого карманного психолога средневекового формата. О чем я поделилась с Геральтом. Ведьмак отшутился, предполагая, что поэт даже в таком состоянии остается поэтом и скорее всего его посетила муза — Лютик слагает новые стихи, воздавая должное своему таланту, и на свет вот-вот родится шедевр. Я была иного мнения. Зная друга, он, в лучшем случае, сейчас отсыпается, в худшем — на него напали в таверне, и он сейчас отбивается новой фетровой шляпой. Лютик, он у нас как тюль. Вроде и мужского рода, но своими преимуществами по этому поводу не пользуется.
— Скорее твой поэт сейчас лежит в канаве возле таверны, изрыгая наружу все, что успел сегодня съесть, — ехидно заметил Йорвет, которому мое беспокойство приносило вполне себе удовлетворение.
— Он не мой, а свой собственный, — мне стало обидно за Лютика. — Уверена, он просто решил поспать в своем номере, вот и все.
— Как и любой другой Dhʼoine, пьяным он раскрывает свою истинную сущность и именно поэтому я снова повторяю — твой поэт валяется у таверны, возможно, захлебываясь собственными рвотными массами, — последнее он сказал с истинным наслаждением, видя, что это производит эффект оцепенения. Я остановилась, чтобы поразмыслить. Раскрывает сущность? Всегда подозревала, что я — всего лишь бормочущий кусок мяса. Ужасно нескладный, скандальный и инфантильный.
Интересно, чем Йорвету не угодил бард? На барке они прекрасно общались, шутили, да и позже обменивались рукопожатиями при встрече — так, во всяком случае утверждал сам Лютик. А тут такие резкие перемены, вплоть до ненависти. Пиит будет оскорблен за такое отношение к его персоне и впадет в депрессию. Или эльфа все-таки задела наша с поэтом игра на публику? Нет, это вряд ли, скорее бард ляпнул что-нибудь эдакое, разозлив скояʼтаэля.
— Тебе не нравится Лютик? — нахмурилась я.
— Зато тебе он нравится, — ответил мне Йорвет.
Мы простояли в молчании больше минуты. Я заметила, что наши спутники ушли далеко вперед, распугивая по дороге всю нечисть. От них сейчас даже накеры будут шарахаться. Они впятером делали столько шума, сколько может производить один большой полк пьяных алканафтов. Смех, шутки, споры и их разговоры были слышны за пару километров этой ночью. Мы же остались одни.
— Ревность разрушает, — неожиданно выдала я. Захотелось побольнее уколоть Йорвета, но пьяный мозг не придумал ничего умнее, чем спросить: — Как дела у Саскии? Ей не стало лучше?
— Нет. И Gwynbleidd, вместо того, чтобы заниматься поисками ингредиентов к противоядию, развлекается, — раздраженно ответил эльф. В яблочко, сто из ста.
— Ты тоже развлекаешься, — заметила я, стараясь развить успех. Не могу же одна я злиться на неразделенную любовь. — Хотя, по канонам жанра, ты должен рыдать от горя у её кровати, биться головой о потолок, проклиная злую судьбу. Или вообще никогда не сводила, но это не важно. А еще выторговывать у провидения последний шанс объясниться в своих…
— Ревность разрушает, — ответил Йорвет и сделал пару шагов следом за громкоголосой компанией.
Я не шелохнулась. Не имеет смысла двигаться дальше. Настроение вновь испортилось (хотя я сама виновата, конечно, но что поделать — на то мы и бабы) и портить его другим не хочется. Не привыкла я быть именно тем унылым мудаком в компании, к тому же радовать Йорвета расстроенным лицом… нет уж, увольте, я на такое не подписывалась. Я посмотрела на удаляющуюся спину скояʼтаэля и пошла обратно, чувствуя привкус горечи, смешанной с ликером, во рту. Не прошло и метра, а меня схватили за руку:
— Куда ты пошла одна? — зашипел над ухом знакомый голос. — Тебя жизнь ничему не учит?
— Иди ты… к Саскии, — бросила я, пытаясь вырваться и на всякий случай зарядить по эльфу кошельком, но тот успешно увернулся и почти вывернул мне руку.
— Если бы я хотел быть у Саскии, то не находился в компании громко орущих краснолюдов, воинствующего ведьмака и маленькой пьяной истерички, — все еще шипел Йорвет, аки змий. Все ухо мне заплевал, блин.
— Прекрати орать на меня, — я взревела в ответ. — Я не скояʼтаэль, это на них ты можешь кричать, сколько душе угодно. И отпусти мою руку, — я вырвала ее из цепкой ладони. — Разве так обращаются с дамами?
— То — дамы, а не пустоголовые хмельные дамочки, — ехидно сказал эльф. — Чувствуешь разницу?