— Да, скорее всего. У нас есть слишком много слов, которые вы никогда не сможете перевести, — эльф смотрел на мои попытки, откровенно потешаясь. Смущение у него улетучилось. Еще немного и я стану для него «своим парнем», и он пригласит меня на рыбалку с пивом да проститутками. У всех мужчин проблемы с носками. Даже у Локи они были — царственная особа не могла носить одни носки два дня, а если ему приходилось одевать два носка разного цвета, то это и вовсе был кошмар, грозящий перерасти в бурю. Элеас продолжил: — Это слишком сложно для вашего понимания. Вы, Dhʼoine, любите всему давать простые названия, не вдаваясь в суть. Вам кажется, что одно слово может заменить десятки других.
— У меня тоже есть много слов, которые вы никогда не сможете перевести, — попыталась я сбить спесь с возгордившегося своей расой эльфа. Эта их национальная идея о том, что Старший Народ превосходит нас во всем — порядком заезженная пластинка. В своих глазах, остроухие видятся себе чуть ли не посланцами бога на земле, придумавшие и принесшие отвратительным обезьянообразным дикарям культуру, науку и религию, которые мы, неблагодарные животные, отобрали и присвоили. На деле же вся эта узколицая братия — народ, наиболее подверженный болезни «исключительности нации» ибо для них это единственный способ нести в массы разговоры о том, как они восхитительны и прекрасны. И не важно, что слова расходятся с делом. Главное — это донести грязному обывателю их высокопарную мысль о превосходстве над, не так давно эволюционировавшим от неандертальцев, человечеством.
— Да? — с интересом спросил эльф, откровенно вкладывая в голос свое неверие в мои слова. — Например?
— Mamihlapinatapai, — попыталась с первого раза выговорить я, что не всегда удавалось. Строго говоря, это не совсем местное слово и даже не из словаря русского языка, но ведь эльф этого не знает, так что тс-с-с-с. — Оно означает взгляд между двумя людьми, в котором выражается желание каждого, что другой станет инициатором того, чего хотят оба, но ни один не хочет быть первым. Например, ты и я идем по полю. Вдруг перед нами появляются разбойники-новички. Им страшно напасть, но вроде как уже пора бы хотя бы попросить закурить. И я, и ты, и они знаем, зачем мы здесь сегодня собрались. И думаем мы с тобой о том, чтобы напасть самостоятельно, раньше, идя, так сказать, на опережение. Но обоих терзают сомнения — может ребятки просто проходили мимо и подстерегают совсем других жертв? Тогда наша атака бессмысленна, только время зря потратим. И вроде каждый жаждет уже надавать по кумполу, оба ждут того, что его друг начнет махать саблей первым. Поэтому, в результате и возникает этот самый «Mamihlapinatapai».
— Ужасный пример, — Элеас с улыбкой покачал головой. — Я пойду с тобой на рынок. Можно?
Пока мы шли — обсуждали преимущества наших языков. Элеас восхвалял свою Старшую Речь, мне же пришлось ограничится Всеобщим. О существовании Великого и Могучего эльфу было еще слишком рано знать. Молодой боец утверждал о своем родном, мол, он более певуч и красив. Я говорила, что у нас тоже есть прекрасные, нежные слова. Например — телятинка. Звучит вполне ласково, если отбросить смысл. Тогда эльф заявил, что у нас слишком много матерных слов. Я поделилась своими знаниями в ругательствах Старшей Речи — единственное, что я хорошо запомнила и могла бы рассказать даже если меня ввергнуть в кому. Главным же аргументом эльфа стало служить то, что его язык гораздо сложнее. Более тяжелое словообразование, грамматика и изменение по числам, и падежам, интонация. Тогда я начала протестовать, что это самое отвратительно в Старшей Речи. Язык должен легко усваиваться. На что мне ответили, что Dhʼoine и не должны хорошо понимать Hen Llinge, не доросли еще.
— Я тоже Dhʼoine, — резко возразила я. Это слово казалось уж больно уничижительным — во рту отдавало какой-то пакостью. Может, тут дело как-раз-таки в хваленой интонации, с которой эльфы его произносят. Блохастая собака на их языке звучит гораздо приятнее.
— Ты не совсем обычная Dhʼoine, — Элеас улыбнулся. От моего возмущения сразу и след простыл — такой искренней и приятной показалась его улыбка. Она поднимала настроение своей теплотой. — Ты дружишь с ведьмаком, на равных общаешься и с эльфом, и с краснолюдом. Даже суккуба, — тут он немного помрачнел, — ты пожалела. Обычные люди так не делают. Хотя, может дело в том, что ты иностранка. Твоя родина очень далеко, я прав?
Ты даже не представляешь, насколько. На карте ее не отыскать, тут нужен другой глобус. А вероятно, и карта другой галактики. Можно, конечно, попробовать сориентироваться и порыскать на ночном небе, но я не уверена, что наше Солнце отсюда видно — оно ведь маленькое, в сравнении со многими другими звездами, и его свет сюда может не долетать. Надо бы как-нибудь попробовать стать астрономом на ночь, запастись трубой и разыскать родные пенаты, что бы было потом куда ностальгически смотреть, томно вздыхая и причитая в стиле Сигерима: «Да что ж ты будешь делать, ох-хо-хох.»