Глаголь над Балтикой

На "Цесаревич" без боли невозможно было смотреть. Обе мачты сбиты, вторая труба едва держится, сильный крен на левый борт и дифферент на горящую корму - с пожаром, вроде бы, справляются, да толку-то с этого... Броненосец заметно осел, уйдя в воду куда глубже положенного по проекту, и с него передали семафором, что не могут остановить поступление воды в корабль. "Всех наверх!" еще не сигналили, но по мнению Ферзена "Цесаревичу" оставалось жить считанные часы. Будет превосходно, если тот сможет дойти до Куйваста, чтобы сесть на грунт там: в этом случае, впоследствии, корабль можно будет и поднять... если только немцы не придут к Куйвасту и не разрушат линкор окончательно. Для себя Василий Николаевич уже решил, что "Цесаревич" взрывать не будет. Броненосец настолько плох, что снять его с грунта у немцев не выйдет, разве что затевать масштабнейшую спасательную операцию с водолазами и кессонами, что затянется на много недель. Этого времени у немцев нет, да и не стоит старый корабль таких усилий, а нам, может быть, еще и послужит.

Единственным полностью боеспособным кораблем из четырех броненосцев, вышедших сегодня к Ирбенской позиции, оставался "Сенявин", самый слабый из четырех, но его десятидюймовые пушки не задержат немцев даже на несколько минут. Ферзен тяжело вздохнул. На самом деле, к тому моменту, как он вывел из боя остатки вверенных ему сил, немцы, можно сказать, прорвались и уже почти вышли на чистую воду. К счастью контр-адмирала, они не знали об этом и продолжали усердно тралить дальше, опасаясь мин. Это помешало дредноутам преследовать корабли Ферзена и уничтожить их, но вход в Рижский залив для немцев свободен - ни мины Ирбенской позиции, ни корабли Ферзена больше не преграждали им путь.

В последних лучах заходящего солнца контр-адмирал увидел две колонны миноносцев, расходящихся с его эскадрой на контркурсе. Кроме "Славы" и "Цесаревича" фон Эссен отправил на усиление Максимова еще и дивизион миноносцев, да новейший "Новик" впридачу: остальные нефтяные миноносцы, все девять "Дерзких", командующий императорским балтийским флотом оставил себе.

Сейчас Максимов бросал в бой все, что у него есть, и Ферзен такое решение полностью одобрил. Девять старых, как раньше говорили "350-тонных" миноносцев, хорошо смотревшихся в годы русско-японской войны, сейчас выглядели форменной насмешкой, но ночью даже они могли добиться какого-то результата. Еще девять миноносцев уже послевоенной постройки, не слишком хорошего проекта, но в то же время не старых годами, не изношенных и с опытными экипажами. Сейчас именно на них стоило возлагать основные надежды. И, конечно, "Новик", эсминец такой силы и скорости, что равных ему не было во всем российском императорском флоте, да только был он такой один, и сможет ли чего-то добиться, кто знает? Впрочем, командовал им Беренс, сражавшийся в русско-японскую на "Варяге", а это кое-чего да стоило.

Контр-адмирал с грустью проводил взглядом идущие в бой дивизионы. Его эскадра свое отвоевала, но быть может, миноносникам удастся как-то сравнять счет? Впрочем, ошибок контр-адмирала Ферзена им не искупить и немцев из Рижского залива не выбить.

Василий Николаевич не смог выполнить приказ фон Эссена, не смог задержать врага до темноты: по сути дела, в дневном бою он разменял два своих броненосца на два германских тральщика и... все. Вверенные ему силы понесли тяжелейшие потери и разгромлены, операция флота - провалена, и за все это немцы заплатили двумя маленькими, почти не имеющими боевого значения кораблями. Еще несколько подорвались на минах, но это не заслуга эскадры. В боевой рубке воцарилось молчание: контр-адмирал видел, как, пряча глаза, избегают смотреть на него офицеры "Славы". "Разбиты, отступаем" - читалось на их уставших и мрачных лицах, а кого в этом еще винить, кроме командира? Разумеется, все распоряжения Ферзена выполнялись беспрекословно, но...

Изможденный Русанов сидел рядом с бесполезной сейчас стереотрубой совершенно без сил. После того как кабели были перебиты, он ушел в кормовую башню и управлял ее огнем лично, но теперь вернулся в боевую рубку. Всеволод Александрович также чувствовал себя совершенно разбитым и виноватым в случившемся: если бы они стреляли точнее, немцы сегодня не прорвались бы в Рижский. На сердце скребли кошки: он сделал все, что мог, но этого оказалось недостаточно.

ГЛАВА 28