Глаголь над Балтикой

На закате сосредоточившиеся у Уте корабли: четыре дредноута, четыре легких крейсера и девять эсминцев выбрали якоря и двадцатиузловым ходом пошли к Моонзунду. Ночной переход был опасен, потому что в любой миг можно было наткнуться на вражеские патрули - спать было разрешено, но на боевых постах. Николай не делал для себя исключения, задремав прямо в боевой рубке "Севастополя", которая, надо сказать, для "отработки взаимодействия уха с подушкой" предназначена была мало. От этого, верно, и приснился кошмар. Ну привидится же такая дрянь!

Немного времени еще оставалось, и Николай быстро спустился вниз, чтобы привести себя в порядок после сна. Управившись и глотнув на ходу кофе, приготовленного для него верным Кузяковым, кавторанг быстро вернулся в рубку.

Для эскадры ночь прошла спокойно - то ли немцы не сочли нужным развернуть густую цепь дозоров, то ли русским кораблям нешуточно повезло. Но сейчас... сейчас все на волоске. Стрелки часов неумолимо отсчитывали последние минуты до рассвета, и когда солнечный лучи разгонят ночную мглу, станет ясно, кто сегодня переживет этот день, а кто - нет.

Если план командующего увенчается успехом, то эскадра обрушится на уступающего в силах, не ожидающего ее появления врага и сокрушит его. Если же все это ловушка немцев, то сейчас мы налетим на превосходящую мощь и сами будем разгромлены. Орел или решка? Пан или пропал?

Николай потянулся, не поднимая рук, и осмотрелся вокруг себя - все было подготовлено к немедленному бою, в том числе и его заведование - пока он отлучился, его лейтенант в центральном "прозвонил" башни и плутонги. Что ж, они готовы, но предрассветная хмарь пока еще надежно скрывала противника, да и наши собственные корабли тоже. Маштаков видел корму "Полтавы" впереди и нос "Гангута" позади, а на правом траверзе миноносец, и все. Вот сейчас засветлеет на горизонте, и темнота вокруг посереет, а затем исчезнет без следа, тогда уж...

Как-то внезапно, рывком, пришло понимание, что все это всерьез, что здесь, быть может уже всего в нескольких милях враг, который не отступит и будет драться до последнего. Соединение, которое привел к Моонзунду фон Эссен превосходило по своей мощи все три эскадры, что Россия выставила против Японии в прошлой войне, вместе взятые. Но немцы, даже если удастся застать их врасплох - тоже огромная сила, которая не капитулирует и не захочет умирать без боя.

До сегодняшнего дня Николай участвовал лишь в одном морском сражении, в Цусимском, страшном как по масштабу, так и по своим результатам. Но то, что должно было вот-вот начаться, грозило оставить Цусиму далеко позади, в том числе и по потерям тоже. Душу кавторанга разрывало на части торнадо мыслей и чувств: страх перед смертным боем (а кто его не испытывает?) и кипящий в жилах огонь его предвкушения, желание смыть цусимский позор и опасения его повторения, уверенность в своих силах и боязнь фатальной ошибки, стремление взять с врага кровью за погибших друзей и сожаления о тех, кто не переживет сегодняшней битвы. Все это было несвоевременно, перед глазами крутился невнятный калейдоскоп картин из прошлого и фантазий ближайшего будущего, но не было и намека на ясность сознания, которая сейчас ему ой как нужна. Требовалось взять себя в руки и кавторанг сделал то, чего не делал по-настоящему уже давным-давно. Он обратился к Богу, проговаривая про себя слова знакомой с детства молитвы:

- Живый в помощи Вышняго, в крове Бога Небеснаго водворится. Речет Господеви: Заступник мой еси и Прибежище мое, Бог мой, и уповаю на Него.

Николай никогда не был особенно стоек в вере, о чем иной раз сожалел, а иногда ему казалось, что никакого Бога нет и вовсе. Но сейчас ему очень хотелось, чтобы Он все-таки был. И кавторанг сосредоточился на том, что говорил сейчас его внутренний голос, стараясь выбросить из головы суетное и вникнуть в смысл каждого произносимого им слова.

- Яко Той избавит тя от сети ловчи, и от словесе мятежна, плещма Своима осенит тя, и под криле Его надеешися: оружием обыдет тя истина Его.

И вновь противоречивые ощущения смешались в душе капитана второго ранга: легкий стыд от своего эгоизма, потому что о вере своей он вспоминает только в минуту нужды или смертельной опасности, но тут же по грани сознания, еще и стыд от того, что не может справиться со своими чувствами сам и вынужден обращаться за поддержкой к Господу. Но все это лишнее, и Николай оттолкнул от себя оба этих чувства. Он не знал, слышит ли его Господь, но понимал, что не должен сейчас предаваться гордыне или самоуничижению. Обращаясь к Господу, он вверяет себя Ему и принимает Его суд по делам своим.

- Не убоишися от страха нощнаго, от стрелы летящия во дни, от вещи во тме преходящия, от сряща, и беса полуденнаго. Падет от страны твоея тысяща, и тма одесную тебе, к тебе же не приближится, обаче очима твоима смотриши, и воздаяние грешников узриши.

На Николая нисходило спокойствие, его тревоги таяли в наполняющем его ощущении мира.