Глаголь над Балтикой

Как это ни банально, но все хорошо, когда хорошо заканчивается. Жизнь, выкинув свой очередной фортель, возвращалась теперь на круги своя, так что следующие сутки у снедаемого легким похмельем кавторанга пролетели в большой заполошности.  Гигантский корабль принимал массу всякого запаса, пополнял боекомплект до штатного, а Николай работал не разгибаясь, едва только успевая бросить взгляд на стоящий неподалеку "Гангут". На том царила та же суматоха - ведь завтра выход, могучие линкоры, исполняя распоряжение адмирала, пойдут, наконец, в Гельсингфорс. Все этого долго ждали, и вот, наконец, этот день настал.

                                                                        ***

Линкор шел ровно, словно железнодорожный пульмановский вагон по идеально подогнанным друг к дружке рельсам, но небыстро, скрывая до поры до времени звериную мощь своих турбин. Двенадцать узлов, или двадцать два с небольшого километра в час - невелика скорость, да еще и в корму дует свежий ветерок. Море слегка взволновано, но от того, что поддувает вдогон, в иной миг может показаться, что погода и вовсе безветренная. Тогда странно смотреть на бурление малых волн, кое-где исходящихся пеной: весь мир словно замер, недвижимы корабль и воздух, а серо-однотонные облака и вовсе кажутся нерушимой небесной твердью.  И только море беспокоится о чем-то, бьется в борт стального левиафана, страстно шепчется, будто стремясь предупредить о грозящей беде. Но - не понять, не разобрать ни слова, и оттого наваливается предчувствие, что упускаешь очень важное и что-то проходит мимо тебя...

Николай замер, облокотившись на ограждение мостика, идеально вписавшись в кажущуюся неподвижность ветров и небес. И только сизый дымок его трубки жил отдельной жизнью, двигаясь столь же хаотично, как и потемневшие воды Балтики. Несмотря на кажущееся безветрие, дым сбивало вниз, и он тут же терялся в чистом морском просторе, растворяясь в нем без остатка. А идущий сзади-справа от "Севастополя" небольшой крейсер как будто бы не дымил и вовсе, только горячий воздух подрагивал над двумя из четырех его труб.

- Любуетесь, Николай Филиппович? Право есть чем, - услыхал Маштаков голос незаметно подошедшего к нему со спины старшего штурмана.

- Зело быстр, и изящен, и видом прельстителен, распроклятое порождение верфей диавольских, в миру англицкими именуемых.  И послана сия адская тварь, прекрасна видом, но изнутри страшна и пуста, аки гроб повапленный, нам, православным, во искушение и погубление, если не вечной души так живота нашего...    

- Что ж это Вы, почтеннейший Виктор Сергеевич - против воли улыбнулся Николай:

- Впрочем я, кажется, догадался - со службы?

- А куда ж от нее денешься? - философски пожал плечами штурман, слывший среди офицеров если и не законченным атеистом, то человеком откровенно нетвердым в православной вере.

- Офицер должен исполнять обязанности неложно, подавая пример всякому младшему чину. Вам-то хорошо - коли по службе царской человек занят, то циркуляром казенным положено его службой божьей не отвлекать. А Вас, Николай Филиппович, от пушек отрывать командир и вовсе приравнял к государственной измене. У меня же сегодня столь доброй отговорки не сыскалось, вот и стоял аки кавалергард на императорском смотре, в струнку вытянут и к каждому слову отца святого внимателен беспредельно.

- А батюшка, дайте угадаю, оседлал своего любимого конька и обличал ересь революционную, незрелые умы смущающую?

- Истину глаголят уста твои, раб божий Николай - старательно подделываясь под могучий бас отца Филарета прогудел Дьяченков 2-ой. Впрочем, вышло совсем непохоже, так как голоса, равного батюшкиному, в природе, наверное и не существовало. Никто не рискнул бы назвать священника иерихонской трубой, но, по всеобщему разумению, крепостицу средних размеров рыком своим он обвалил бы не утруждаясь. 

- А чем же Вам "Муравьев-Амурский" не угодил? - кивнул головой на крейсер Николай:

- Слепили нам его "на верфях диавольских" быстро, борт слегка под броней, крейсерок вполне мореходный и ходкий, восемь шестидюймовок какая ни есть, а сила, британцы сами себе такие строят... Чего ж еще?

- Вы, Николай Филиппович, уж простите старика, но приходилось ли Вам видеть палубу такого крейсерка после серьезного боя? Брони у него почитай, что и нет, щиты орудий -- это горе горькое, а не защита. Ударит неприятель фугасами, половину комендоров и палубной команды после первой же драки с довольствия снимать придется. Глупость это иностранная! То ли дело наши "Баяны" - башни, шестидюймовки в казематах, бронепояс основательный - вот так воевать можно.