Главная роль 5

- Чудовищное, непростительное преступление! – делился со мной по пути впечатлениями Василий Андреевич. – Только спокойно зажили, тишь да благодать была, бунташных настроений, казалось, днем с огнем не сыщешь, а тут…

- Бунташные настроения цикличны, - пожал я плечами. – Ячейки кретинов никуда не делись – просто их не успевшие накуролесить идеологи переехали в Сибирь. Шифрованные переписки ведутся, гнилые идеи бродят в умах молодых идиотов, и лишь вопросом времени является их активизация. У меня очень много врагов, Василий Андреевич, врагов самых опасных – скрытых. Чем больше полезного для нашей Империи я буду делать, тем сильнее будет противодействие врагов. Наша задача – воспользоваться сегодняшним инцидентом так, чтобы все подданные Империи, от мала до велика, террористов возненавидели лютой ненавистью. Завтра и послезавтра во всех газетах Империи появятся фотографии того, что наделал рыжий – кровь, кишки, мертвые женщины, дети и старики. С поименным списком раненых и длинными некрологами, в которых будет описана жизнь каждого погибшего. Появятся слова родственников и друзей, и я совершенно уверен, что о свободе Польши они говорить не станут. Этот материал сильно ударит по всем людям доброй воли, и кое-кто из идеалистов-идиотов может задуматься об истинной цене своих придурошных акций. Ну а мы просто будем работать, прилагая системные усилия к наведению порядка и дальше. Ячейки частенько связаны между собой, ибо выстроены на основе горизонтальных связей, и у нас есть шансы очень качественно почистить Варшаву – сейчас все эти идиоты либо залегли на конспиративных квартирах, либо пытаются свалить подальше.

- Не допустим! – воспылал служебным рвением Василий Андреевич.

За следующие двое суток я поспал сорок коротких, но таких сладких минут. Чрезвычайное положение и блокпосты позволили воспользоваться полученными (не без вырванных ногтей и сломанных пальцев) сведениями в полной мере, и к исходу второго дня из заброшенного домика на окраинах Варшавы бравыми гвардейцами был вынут Мишель Пихлер, подданный Австро-Венгерской Империи. Хорошо спрятался, падла – в куче одеял в подвале сидел, трясся от холода и страха. Мишель в ходе полевого допроса указал нам на остатки собственной ячейки и попытался сбить нас с пути «английским следом» - мол, лично посол его науськивал. Бред полный – английские послы так не подставляются, они аккуратнее работают, опыт-то многовековой. Два вырванных зуба позволили Пихлеру осознать ошибку и начать уже говорить правду – как уважаемый капиталист Сассун поил его элитным винцом и рассказывал, что Гораций Гинцбург – ооо, глыба и титан духа, а русский цесаревич – жадная, замышляющая передел собственности гнида. Такая вот «борьба за свободу Польши», и страну можно называть любую – от этого суть не изменится, все эти «революционеры» концептуально одинаковые.

Пихлер же указал нам на звенья еще трех ячеек «борцов». С ними разобрались уже без меня – все третьи сутки расследования я банально проспал. На четвертые сутки чрезвычайное положение было отменено, вернулась свобода передвижений, и уже вечером состоялся суд над рыжим и всеми остальными, кроме Пихлера – он у нас секретным способом отправился в Петербург, для дальнейших раскопок и очных ставок с Сассуном, который по донесениям трижды ходил в гости Гинцбургу, но резких движений не предпринимал. Полагаю, от чистой самоуверенности и от усыпляющих его бдительность новостей о ходе расследования.

А какие телеграммы слали мне родные! Беспокоятся, уговаривают скорее вернуться в уютную и безопасную Гатчину, клянут на чем свет стоит польских придурков, но в Гатчину я конечно же не поеду – сам заявил, что терроризм не работает, и сам же поджав хвост от испуга сбежал, резко изменив планы? Нет уж – «турне» должно продолжаться своим чередом, в соответствии с планом.

Бомбиста, троих гвардейцев – их за подгон террористу взрывчатки – и непосредственного главу ячейки рыжего приговорили к повешению. Не на главной площади и не прилюдно, а в грязном, темном подвале без окон, куда кроме палача допустили только священников. Четыре десятка любителей «свободы» отправились на каторгу. Минимальный срок – десять лет, что в принципе тоже приравнивается к смертному приговору. Общественное мнение оказалось целиком на стороне обвинения – одно дело, когда после теракта в газетах только слезы по убиенным сотрудникам Конвоя и аристократической жертве покушения, и совсем другое – когда вся газета в фотографиях сильно деформированных мертвецов. К жести народ в этом времени в целом привычен, но к «жести» бытовой. Кого-то топором по пьяни зарубили? Тю-ю-ю, обычное дело. Многие и повоевать успели, насмотревшись «жести» фронтовой. Но вот так, когда крупным планом ошметки стариков, женщин и детей, да с придающими жертвам личностных качеств и превращающих их в почти знакомых для читателей людей текстами, эффект получается убойный, вплоть до выворачивания содержимого желудка прямо на передовицу.