Утверждение, что все доменные печи Германии нуждаются в реконструкции, не заслуживает рассмотрения, и, кроме того, это не имеет отношения к министерству экономики».
Возможно, и хорошо — для моего разговора с Гитлером, — что я ничего не знал об этих замечаниях, когда прибыл в Оберзальцберг. Я мог, таким образом, предполагать, что Гитлер примет до определенной степени беспристрастное решение.
Внешне наш разговор протекал в дружелюбном тоне. Я встретился с Гитлером, окруженным его верными клевретами, среди которых находился Шпеер, на солнечной террасе перед домом. Гитлер провел меня в свой просторный кабинет с широко открытыми окнами в жаркий летний день. Это означало, что большую нашего разговора можно было слышать снаружи.
Гитлер настоятельно просил меня взять назад мое прошение об отставке, но избегал объективного толкования экономических вопросов и только повторял, что не может со мной расстаться.
На это я ответил:
— Абсолютно необходимо, господин канцлер, чтобы экономическая политика страны проводилась единообразно. Поскольку мои идеи диаметрально противоположны идеям Геринга, я должен просить вас решить, принимаете вы его идеи или мои. Лично я нисколько не обижусь, если вы решите вопрос в пользу Геринга.
Гитлер все еще избегал ответа на мои конкретные аргументы. Он продолжал увещевать:
— Дорогой господин Шахт, вам нужно прийти к взаимопониманию с Герингом. Прошу вас предпринять еще одну попытку найти в какой-нибудь форме согласие с Герингом по методам работы. Я не хочу терять сотрудничество с вами, что бы ни случилось.
Пока я уверял, что нет ни малейшего шанса примирить две столь разнящиеся концепции, Гитлер возвращался к личным аспектам беседы и пытался произвести на меня впечатление высокими оценками всего, чего я до сих пор достиг. Со своей стороны, я понимал, что он хотел всего лишь выиграть время, чтобы найти способ выйти из временного неудобства. Поэтому меня не тронуло заверение Гитлера, высказанное со слезами на глазах:
— Но, Шахт, вы мне дороги.
Когда же тем не менее я продолжал настаивать на своем, он сказал:
— Вы же не откажетесь поговорить с Герингом еще раз? Я предоставлю вам для этого достаточно времени. Если по окончании двухмесячного срока вы снова сообщите мне о том, что не пришли к согласию о единообразии германской экономической политики, и будете настаивать на отставке, я сделаю все, что вы просите.
Я был несказанно рад этим словам. Немедленно выразил свое согласие и поменял тему разговора. Заговорил о прекрасной летней погоде и замечательном доме в Оберзальцберге. Затем попросил разрешения откланяться, после чего Гитлер проводил меня до моей машины.
Геринг ответил на мое письмо от 5 августа телеграммой значительно более длинной, чем моя. Мой ответ был очень краток:
«Делаю вывод из содержания вашего письма от 22 августа сего года, что в наших концепциях экономической политики имеются фундаментальные различия, которые — как надеюсь — побудят фюрера принять решение доверить проведение немецкой экономической политики вам».
За перепиской с Герингом последовали в начале октября дальнейшие переговоры с Гитлером, после которых я написал ему письмо, приводимое ниже:
«8 октября 1937 г.
Дорогой канцлер!
Вслед за нашим разговором от 6 октября сего года прошу отметить, что успешная немецкая политика может проводиться лишь под единым руководством. Ввиду чрезвычайной важности нашей экономики для боеготовности наших оборонительных сил невозможно больше терпеть соседство разнородного сборища государственных управленцев экономикой, непрекращающееся вмешательство посторонних элементов или помехи экономической деятельности со стороны Германского рабочего фронта.
Была лишь одна причина для назначения специального уполномоченного по четырехлетнему плану, а именно: облечь этот особый пост авторитетом лица с высоким статусом в государстве и партии, так же как направлять тенденцию развития к достижению желаемой цели. В соответствии с этой концепцией господин Геринг, премьер-министр (Пруссии. —
В действительности случилось все наоборот. Ведомство уполномоченного по четырехлетнему плану включает несколько сот человек, а чиновники отдельных министерств игнорируются или замещаются по прихоти.