Мой балтийский круиз длился неделю. Память о нем омрачается тем, что «Магдебург» и его гостеприимный командир были потоплены вскоре после начала войны.
Другое приятное воспоминание относится к визиту делегации из сорока известных турецких деятелей, которых я сопровождал в поездке по Германии. С этим визитом связана интересная история.
После моей поездки в Турцию, которая закончилась острым приступом малярии, Йек, Рорбах и я основали Германо-турецкое общество, председателем которого стал я. Цель общества состояла в налаживании личных отношений между турецкими промышленниками, деловыми людьми, высшими чиновниками и ведущими немецкими экономистами, а также известными деятелями в культурной жизни страны. Нам действительно удалось пригласить сорок ведущих турецких деятелей для четырехнедельной поездки по Германии. Венцом поездки стал прием во Фридрихшафене на берегах озера Констанца, где на общественные пожертвования после воздушной катастрофы в Эхтердингене граф Цеппелин построил новый дирижабль «Ганза».
Благодаря 73-летнему графу Цеппелину поездка произвела на каждого ее участника неизгладимое впечатление. Раньше никто из нас не летал. Легко представить себе лица турок, когда мы вдруг увидели Германию сверху.
Мир все еще мучился спорами, должно ли воздушное судно быть «легче, чем воздух» или «тяжелее, чем воздух». Братьям Райт удалось несколько лет назад подняться в воздух на высоту в несколько сотен ярдов. Они пилотировали свой самолете мотором. Когда «Цеппелин» стал верховным хозяином неба, самолеты с мотором еще находились в очень примитивном состоянии. Перемену внесла только Первая мировая война. Тем больше эмоций вызвал у нас поэтому полет в дирижабле «Ганза».
На обеде, устроенном графом Цеппелином в честь гостей по случаю успешного полета, турки дали волю своим восторгам. Граф пребывал в прекрасном настроении и рассказал нам многое о своих успехах и неудачах в использовании дирижаблей. Он поведал также о добровольных пожертвованиях немецкого народа и национальном фонде, который составил не менее 6 миллионов марок.
— Из тех, кто жертвовали в фонд, — рассказывал он, — меня больше всех порадовал один маленький мальчик. Подросток прислал три марки и написал, что получил эти деньги за уведомление пожарной бригады в экстремальной ситуации. Он предотвратил распространение огня, разбив стекло сигнализатора пожарной тревоги. — Потом добавил: — Я долгие годы мечтал об этом!
Эта чрезвычайно успешная поездка с турецкими гостями имела для меня забавные последствия. Криге, в то время секретарь турецкого отдела МИДа, добивался награждения меня орденом Короны 3-й степени. Такую награду нельзя было оформить без соответствующей бюрократической процедуры — в данном случае согласия министра торговли. Тот, в свою очередь, высказал мнение, что не стоит присуждать столь высокую награду такому молодому банкиру (мне было тридцать четыре года в то время). Криге не сдавался. Если нельзя наградить орденом Короны 3-й степени, то вполне возможно присвоить орден Красного орла 4-й степени. Но даже это показалось министру торговли слишком высокой честью для меня. Он сказал, что готов присвоить мне орден Короны 4-й степени вместо ордена Красного орла. Однако к этому времени я уже потерял интерес к награде. Я решительно отказался от ордена и впоследствии больше не получал прусских орденов, за исключением Железного креста (2-го класса).
Однако, когда я достиг позднее высокого положения, на меня посыпались различные ордена, особенно в ходе зарубежных визитов. В 1936 году, когда я проезжал Балканы, один французский журналист заявил, что моя поездка — это что-то вроде «малого крестового похода в торговле». «Ошибаетесь, — ответил я, — это «большой крестовый поход» (здесь обыгрывается слово «крест» как религиозный символ и награда. —
Наиболее занятны были весьма впечатляющие китайские ордена. Они вырезались из красного и зеленого нефрита, имели очень красивый внешний вид и художественное исполнение. С итальянскими орденами я пережил то же приключение, что и с прусскими. Как-то посол Аттолико сказал, что Италию посетили все немецкие министры, и власти очень хотят, чтобы и я приехал в Рим. Я согласился, но при условии, что не приму никаких орденов. Аттолико с улыбкой заметил, что это невозможно. Мой итальянский визит так и не состоялся, и я так и не получил итальянского ордена.