Упоминаю об этом малозначащем происшествии только потому, что позднее оно было использовано мне во вред. Когда в 1923 году я собирался занять правительственную должность, мои оппоненты попытались политически дискредитировать меня, распространяя сплетни о том, что за мной числится нечестная практика в Бельгии. После этого Штреземан, бывший в то время канцлером, санкционировал новое расследование дела по документам, находящимся в распоряжении министерства внутренних дел, а также по свидетельствам оставшихся в живых очевидцев. В результате второе расследование подтвердило первое. Штреземан отослал информацию об этом мне в весьма доброжелательном письме.
Во время этих интриг фельдмаршала, генерала фон дер Гольца, уже не было в Бельгии. Он ходатайствовал об отправке с военной миссией в Турцию. В 1915 году ему удалось окружить британские силы под командованием Таунсенда в Кут-эль-Амара. Он умер 19 апреля 1916 года в Багдаде от тифа.
Фон дер Гольц был типичным представителем германского Генштаба, чуждым конформизма. Он отличался широкой начитанностью, многочисленными и разнообразными интересами. В нем сочетались военный эксперт, командир и стратег. Особое видение проблем и строптивое поведение нередко приводили его к конфликту с начальством. В одном случае его даже включили временно в список кандидатов на отставку за книгу «Леон Гамбетта и его армии», которая довольно откровенно указывала на недостатки в работе Генштаба. В моей памяти сохранились его суровое лицо с короткими усиками, линия рта с опущенными уголками, умные глаза за стеклами очков. Мой брат Эдди, который служил военным врачом в армии под командованием Гольц-паши, выполнял печальную миссию бальзамирования тела фельдмаршала перед его отправкой в последний путь на родину. Колесо жизни иногда делает странные обороты.
Глава 17
Назначение директором банка
Моей деятельности не помешали интриги герра фон Лумма в Брюсселе. Сразу после возвращения в Берлин я возобновил работу в Дрезднер-банке. Мой старый шеф, Евгений Гутман, доверительно сообщил, что меня назначат постоянным членом правления при первой возможности. То, что я успешно работал заместителем управляющего банка в оккупированной Бельгии, несомненно, способствовало этому в немалой степени.
Дома я застал жену и двоих детей в нелегком положении. Еды не хватало. Молока для детей невозможно было достать. Поэтому я поступил так, как раньше поступили сотни тысяч берлинских трудящихся семей. Завел огород и козу, доить которую пришлось научиться моей двенадцатилетней дочери. Конечно, были и другие способы пополнить скудный продовольственный рацион, но они меня менее прельщали. Обычное жульничество претило мне. Пришлось смириться с тем, что культурные и духовные интересы вытеснялись трудностями ведения домашнего хозяйства в условиях войны.
К концу года — поскольку обещанное мне назначение в правление явно задерживалось — я поинтересовался, как обстоят дела. Гутман несколько растерянно признался, что его сын Герберт, член правления, возражал против моего назначения.
— Самое лучшее, что вы можете сделать, — сказал он, — это обсудить вопрос с Гербертом.
Разумеется, я сделал это без промедления. Герберт Гутман довольно простодушно объяснил мне причину своих возражений.
— Если вы войдете в правление, доктор Шахт, то боюсь, лишите меня всех банковских дел.
Под этими делами имелась в виду совместная деятельность нескольких больших банков, с которой обычно трудно справиться одному банку в одиночку и которая касается клиентов более чем одного банка.
Я ответил Герберту коротко и по существу. Просто рассмеялся:
— Если вы боитесь, дорогой Герберт, то я уволюсь.
В тот же день я сообщил членам правления, что намерен покинуть Дрезднер-банк. Перед моим уходом из банка сложилась несколько неловкая атмосфера, о которой сожалели обе стороны. Я работал в Дрезднер-банке тринадцать лет — с 1903 по конец 1915 года. Там я приобрел первые знания банковского дела и сделал первые шаги в карьере. Я запомнил эти тринадцать лет как самые благоприятные годы своей жизни, мои же отношения с прежними коллегами всегда оставались наилучшими. Я испытал некоторое удовлетворение, когда позднее кто-то сообщил мне доверительно, что Евгений Гутман особенно сожалел о моем уходе и впоследствии сказал коллегам: «Вы поступили очень глупо, когда позволили Шахту уйти».
— Что ты думаешь делать сейчас? — спросила жена. — Ты вечно сжигаешь мосты, не зная, куда приведет тебя новый путь.
— Дорогая, главное сейчас не то, хорошо или плохо ты выглядишь с материальной точки зрения, но можешь ли ты сохранить свою индивидуальность. Я не беспокоюсь за наше будущее ни в малейшей степени. Прежде всего явлюсь в военное ведомство.