Еще более возмутило меня, что такой человек, как министр юстиции Гюртнер, которого я знал как справедливо мыслящего человека, должен был внести в правительство законопроект, согласно которому расстрелы 30 июня признавались «законными». Эти убийства и казни не могли быть законными. Не было ни одного законного предписания, которое поддерживало бы подобные акции. Можно было бы объявить амнистию, но не выдавать ложь за правду.
Эти последние события указали мне яснее, чем когда-либо, путь, которым мне надо было следовать, Я должен любыми средствами поддерживать правду и справедливость, где бы это ни требовалось, в правительстве или в моем министерстве и Имперском банке.
Я начал искать союзников — но где их можно было найти? Военные безропотно восприняли тот факт, что был убит генерал Шлейхер, один из выдающихся представителей их корпуса. Гражданские министры признавали расстрелы 30 июня законными. Центристские политические партии сообща и отдельно распускались по собственному желанию. Фон Папен произнес в мае 1934 года в Марбурге смелую речь, в которой открыто предостерег слушателей против высмеивания христианских принципов, как это принято в партии у сторонников Гитлера. Но после того как ему тоже угрожали 30 июня, он подал в отставку из правительства и с поста вице-канцлера, а через несколько недель был назначен послом в Вену.
Можно ли было рассчитывать на помощь со стороны социал-демократов? На открытии нового германского бундестага в 1948 году бывший министр, социал-демократ Пауль Лебе в качестве почетного председателя начал вступительную речь с упоминания героического сопротивления социал-демократов во время «последней сессии рейхстага» 23 марта 1933 года. В этот день Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) действительно единодушно проголосовала против благоприятствующего акта. Но господин Лебе преднамеренно дезориентировал слушателей, когда называл эту сессию «последней сессией рейхстага». Последняя сессия рейхстага состоялась 17 мая 1933 года, и на ней произошли весьма любопытные события.
Господин Северинг, свидетель на Нюрнбергском трибунале, и господин Россманн, депутат от СДПГ, бывший свидетелем во время суда по денацификации надо мной, констатировали, что с самого начала считали Гитлера канцлером войны. Вся борьба на выборах 5 марта 1933 года, — так заявлял Россманн, — велась социал-демократами под тем лозунгом, что избрание Гитлера означало открытие пути к войне. 17 мая 1933 года те же самые социал-демократы пришли в полное согласие с Гитлером. На этой сессии Гитлер добился специального вотума доверия по вопросу о своей внешней политике. В этой связи социал-демократы не только
А церковь? Разве католическая церковь не примирилась с Гитлером посредством конкордата? Разве 20 августа 1935 года конференция епископов в Фульде не телеграфировала Гитлеру: «Епископы, собравшиеся в Фульде перед предстоящей конференцией, шлют вождю и канцлеру германского рейха свои заверения в преданности и уважении, которые согласно Божественному повелению мы обязаны передать держателю высшей власти и авторитета в государстве»?
Преступление в Потемпе, сотни убийств 30 июня 1934 года и все другие злодеяния не помешали конференции епископов выразить лояльность и уважение инспиратору этих акций.
Отличалась ли от католиков евангелическая церковь? 27 июля 1934 года после переговоров с Гитлером епископы этой церкви опубликовали следующую декларацию:
«Воодушевленные величественным событием, когда главы немецкой евангелической церкви собрались вместе в присутствии канцлера рейха, они единодушно подтверждают свою безусловную лояльность Третьему рейху и его фюреру. Руководители церкви осуждают в самых решительных выражениях все инсинуации критиков государства, нации и движения, которые несут угрозу Третьему рейху».
Оставались только деловое и научное сообщества. Но лидеры делового мира принимали во внимание лишь то, что при новой власти они освободились от тревог, связанных с обеспечением их предприятий рабочей силой и социальным обеспечением рабочих. Ученые же погрузились в свои дела и исследования.
Еще более безнадежными с точки зрения сопротивления режиму были эмигранты, а также те, кто, настаивая на своих убеждениях, не был готов идти ради них на жертвы.
Вскоре я хорошо понял, что могу ожидать мало помощи от третьих лиц в борьбе за справедливость и достоинство. Тем не менее я не собирался следовать другим путем. И я уверен, что ни на мгновение не отступал от своего пути.