Главный приз (СИ)

Шагнул к алтарю. Индейка трепыхалась, пытаясь вырваться из рук служителей. Жрец возложил руки на птицу. Та дёрнулась, двигая лапками и вертя шеей. Жрец кивнул, служители отпустили птицу и отошли в стороны. Та сидела неподвижно, ладони жреца лежали на ней плотно, прижав белые перья к бокам. Наконец глаза индейки затянулись белёсой плёнкой, голова опустилась, клюв утонул в перьях на груди. Птица уснула.

Служитель вынес круглую чашу на ножке. Поднёс к алтарю, другой служитель подал изогнутый серпом нож на костяной ручке. Жрец прижал одной ладонью индейку к камню, другой рукой сделал неуловимо быстрое движение, и белая птичья головка упала в подставленную служителем чашу. Жрец отошёл от каменного алтаря, дав место помощникам. Лица его смутно белело под опущенным капюшоном, только блеснули белки глаз, когда он обвёл взглядом поляну.

Люди в балахонах задвигались, вытянули шеи в сторону костра. Там служители уже установили квадратную металлическую решётку, и водрузили на неё индейку. Один из них присел у огня, и принялся раздувать костёр. Другой открыл керамический кувшин, запечатанный восковой печатью, и вылил его густое, багровое содержимое в серебряную чашу, где плескалась кровь индейки.

По поляне поплыл запах жарящегося мяса. Служитель пошёл по кругу, и каждый из сидящих на земле отпил из чаши густой кроваво-красной жидкости.

Чаша снова пошла по кругу, запах жареного мяса усилился. Служитель подбросил в костёр пучок травы и горсть чего-то, похожего на высушенных букашек. Языки огня опали, лениво облизывая решётку с птицей. Белый дым клубами поднимался над жаровней, щекотал ноздри собравшихся.

Наконец чаша опустела. Глаза людей в балахонах разгорелись, голоса зазвучали громче, щёки разрумянились. Многие откинули капюшоны. Служители сняли с решётки покрытую коричневой коркой птицу. По пупырчатой коже шипели и лопались пузыри горячего жира.

Индейку переложили на большое серебряное блюдо. К блюду со всех сторон потянулись жадные руки. Покрытую корочкой, жирную тушку рвали множеством вилок, и округлые жареные бока худели на глазах. Люди уже все до одного откинули капюшоны, закатали рукава балахонов. Они весело жевали и смеялись. Глаза их неестественно блестели в свете догорающего костра.

Служитель подбросил в угасающий костёр сухих веток, и языки пламени опять взвились вверх, осветили медные стволы обступивших поляну деревьев. Потом поднялся с места один человек, за ним другой, и вот уже хоровод в развевающихся одеждах, взявшись за руки, понёсся по кругу, выкрикивая слова гимна. Рваный ритм песни огня, выпеваемой на все голоса, подстегнул хоровод. Люди кружились всё быстрее, ноги у них выделывали странные и смешные коленца, рты разевались в дружном крике.

Потом одна из скачущих фигур оторвалась от круга, выпрыгнула на середину, к костру, и принялась стаскивать балахон. Открылись весьма упитанные дамские ноги в коротеньких кружевных панталончиках. Разгорячившаяся дама потянула упрямую тряпку кверху, и вскоре взорам скачущих вокруг сотоварищей предстали остальные весомые прелести, едва прикрытые розовым кружевом на бретельках.

Женщина раскрутила над головой балахон и бросила его на ветви ближайшего дерева. Балахон взмахнул распластавшимися в полёте рукавами, как крыльями диковинной птицы, и повис на сосне. К даме подскочила ещё одна фигура, и тоже принялась тянуть своё одеяние за полы. Показались жилистые, волосатые ноги в носках и ботинках. Мелькнула по воздуху ещё одна матерчатая птица, и ещё один балахон повис на соседнем дереве.

Освободившись от груза одежды, двое пустились в пляс вокруг костра. Их примеру последовали остальные, и скоро дым от прогорающих в костре веток и щедро подброшенной служителем сухой ароматной травы клубился по земле, обвивая голые ноги танцующих.

Жрец не принимал участия в общем танце. Когда участники собрания закружились в хороводе, он отступил к самому алтарю, прислонился к его шершавому каменному боку, и принялся смотреть на танцующих. Вокруг костра взметались края одежд, с силой топали о землю ноги, мелькали красные лица, блестели глаза и зубы. Люди что-то кричали, но слов было не разобрать.

Жрец опустил голову, лица его не видно было в густой тени. Никто не мог сказать, смотрит ли он исподлобья на танцующих, или просто медитирует. Разгорячившиеся танцоры подскакивали к самому костру, кружились парами. Потом люди стали уставать, и наконец хоровод окончательно распался. Парочки стали разбредаться по поляне, и у костра кружились уже только самые выносливые. Остальные падали вместе на траву, садились на плоские, выложенные в круг по поляне камни.