Главный свидетель

— Не собиралась я тебя бросать, — вновь упрямо повторила она.

— Ложь.

Она устало вздохнула:

— После нашего сегодняшнего разговора стало ясно, что ты разделяешь мое недоверие к доктору. Поэтому я решила, что лучше нам уехать отсюда и подыскать другую больницу с хорошим оборудованием и хорошими специалистами.

Она немного помолчала, а затем продолжила:

— Я знала, что тебя вряд ли отпустят, но не хотела устраивать скандал. Я просто не могла их обижать, ведь все они с исключительной добротой и заботой отнеслись и ко мне, и к Кевину. Поэтому я решила выкрасть тебя из больницы.

— А если бы они дали мне успокоительное?

— Тем лучше, — весело ответила она. — Ты бы сейчас не спорил со мной. — Она искоса глянула на него.

— Разве тебе не сделали укол после моего ухода?

— Сестра, естественно, пыталась, но я настоял, чтобы вместо укола мне дали таблетку. Разумеется, я и не подумал ее глотать. Не напрасно мой врожденный инстинкт подсказывал, что ты что-то замышляешь. Я решил, что следует быть начеку, дабы не проспать этот момент.

Кендал окинула взглядом его прилипший к телу зеленый больничный костюм:

— Ты украл этот костюм из шкафа?

— Мне кажется, это лучше, чем колесить по всему штату с голой задницей. Мы направляемся в Южную Каролину?

— Нет, в Теннесси.

— Чем объяснить изменение планов? Что хорошего в Теннесси?

— Сказать тебе правду — все равно не поверишь. Лучше немного подожди и увидишь все сам.

— Что мы натворили?

— Извини, не поняла.

— Ведь сейчас мы в бегах, не так ли? Интересно, за какое преступление?

— Что за бред ты несешь, — в сердцах воскликнула она.

— Этот бред стоит много больше, чем тот кусок дерьма, которым ты постоянно пытаешься меня накормить.

— В чем конкретно ты сомневаешься?

— Во всем, от начала до конца. Начать хотя бы с того, что вряд ли мы женаты, и это — наш ребенок. Также не верю и в то, что ты хотела взять меня с собой. Я не верю ни единому твоему слову. Ты постоянно лжешь. Не отрицай и не спрашивай, откуда я знаю. Знаю и все.

Ты прекрасно представляла на что идешь.

— Ничего подобного.

Кендал выпалила это на одном дыхании, подстегиваемая какой-то внутренней потребностью оправдаться перед собой. Безоговорочно доверяя своей интуиции и умозаключениям, он по-прежнему оставался трезвомыслящим и проницательным. До сих пор никому еще не удавалось видеть ее насквозь, конечно, не считая бабушки. В любом случае она не преминула бы восхититься таким даром, но сейчас была насмерть перепугана.

Ясно, что ей по-прежнему придется терпеливо играть свою роль — самую трудную во всей этой драме, — роль по настоящему любящей жены, бесконечно преданной собственному мужу, не вызывая у него при этом очередных подозрений. В конце концов все это временно. Еще какое-то время ей, несомненно, удастся водить его за нос.

Они ехали молча. Лишь гипнотический Шелест шин, скользящих по мокрому асфальту, да ритмичноё тиканье «дворников» нарушали тревожную тишину.

Кендал с завистью посмотрела на безмятежно спящего Кевина, совершенно свободного от всякой ответственности, да и представления, об этом не имеющего. Многим она бы сейчас пожертвовала, лишь бы на мгновение забыться и чуточку вздремнуть. Но нечего даже и мечтать об этом. Кендал не успокоится до тех пор, пока не оставит далеко позади этот заштатный Стивенсвилл с его занудливым шерифом.

Собрав в кулак всю свою волю, она с новой силой вцепилась в руль и решительно газанула, неумолимо развивая скорость до предельно безопасной.

Он ощущал себя безжалостно вышвырнутым в кромешную тьму бесконечного туннеля с мчащимся прямо на него поездом. Он не видел его и не мог убежать. Единственное, что ему оставалось, это беспомощно, сжавшись в комок, ждать самого худшего. Причем самым невыносимым оказалось само это ожидание. Нужно обязательно справиться с этим страхом, непременно одолеть его, иначе от нескончаемого гула в голове просто глаза из орбит вылезут! Все его тело ныло от боли и неудобств. Подогнутые под себя ноги затекли настолько, что он уже не чуял их. Он даже не пытался сменить позу и выпрямить ноги, поскольку ясно осознавал абсурд своего желания. Он отсидел себе задницу; со сна на твердом сиденье с неестественно выгнутой шеей дико ломило спину. Все еще в мокрой одежде, голодный Й в довершение всего мучимый малой нуждой, он чувствовал себя самым несчастным человеком на свете.

Но, пожалуй, самое важное заключалось в том, что ему приснился сон.

Кошмарный сон. Он никак не мог избавиться от душераздирающего крика младенца. Крик этот все приближался и приближался, становился громче и отчетливее… В конце концов он проснулся. Сейчас он стремился полностью отстраниться, забыть эти жуткие вопли, но сознание почему-то всячески противилось. Как бы ни был ужасен этот сон, он все же предпочитал его не менее страшному пробуждению.

Почему?

Потом он вспомнил.

Он вспомнил, что ничего не помнит.

У него амнезия, которая, должно быть, вызвана как-то подсознательно. Даже этот умник со стетоскопом раскусил глубинную причину заболевания, его психологическую подоплеку.