Глаза дракона

И он демонстрировал, как именно промазал, поднимая ногу и пуская ветры, и размахивал руками, и смеялся стариковским, кашляющим смехом.

Тогда Томас закрывал панели и выскальзывал обратно в коридор с виноватой усмешкой мальчика, который ест незрелые яблоки, хотя и знает, что его от них будет тошнить.

Это отец, которого он так любил и уважал?

Старик, который пускал ветры и ел собственные сопли.

Это король, которого верные подданные называли Роланд Добрый?

Он мочился в камин, поднимая клубы вонючего пара.

Это человек, который, не оценив сделанную им лодку, разбил его сердце?

Он говорил с чучелами на стенах, называя их глупыми кличками вроде Бонси, Рогач или Волосатая Рожа.

Мне больше нет до тебя дела, думал Томас, оглядывая в зеркало коридор и пробираясь потом в свою комнату. Ты просто глупый старик, и мне плевать на тебя. Плевать, слышишь?

Но Томасу было до него дело. В душе он все еще любил отца и хотел пойти к нему, чтобы тот говорил с ним, а не со звериными головами.

Но в реальности он предпочитал подглядывать.

28

Вечером, когда Флегг принес королю Роланду бокал отравленного вина, Томас впервые после долгого перерыва осмелился подглядеть за отцом. Тому была весомая причина.

За три месяца до того, как-то ночью, Томас не мог уснуть. Он ворочался, пока часовой на башне не прокричал одиннадцать. Тогда он встал, оделся и, крадучись, вышел из комнаты. Через десять минут он уже заглядывал в «берлогу» отца. Роланд не спал и был сильно пьян.

Томас довольно часто видел отца пьяным, но не до такой степени. Он был удивлен и даже испуган.

Многие люди постарше Томаса думают, что старость – тихое время. Тихая мудрость, тихая ворчливость или даже старческий маразм. Они верят, что к семидесяти жар души превращается в угли. Но в ту ночь Томас убедился, что эти угли могут иногда вспыхивать ярким пламенем.

Отец в развевающемся халате быстро ходил из угла в угол. Его ночной колпак слетел и остатки волос торчали непричесанными космами. Он не спотыкался, как обычно, хоть по-матросски и покачивался при ходьбе. Когда он наткнулся на стул с высокой спинкой, стоявший прямо под оскаленной рысьей головой, то просто отшвырнул его прочь с рычанием, заставившим Томаса вздрогнуть. Стул ударился о стену, оставив трещину на панели из железного дерева, – в этом состоянии к королю вернулась былая сила.

Он уставился на рысью голову красными, воспаленными глазами.

– Укуси меня! – прорычал он, опять заставив Томаса подскочить в своем укрытии. – Укуси или ты боишься? Слезай оттуда, Крэйкер! Прыгай! Вот моя грудь. – Он распахнул халат, обнажив волосатую грудь, и оскалился своими немногочисленными зубами в ответ на великолепный оскал рыси. – Давай прыгай! Я удавлю тебя этими вот руками! Я ВЫРВУ ТВОИ ВОНЮЧИЕ ПОТРОХА!

Он стоял так какое-то время, с голой грудью и поднятой головой, сам похожий на зверя – на старого оленя, затравленного охотниками. Потом он пошел дальше, остановился под головой медведя и осыпал ее ужасными проклятиями. Оцепеневшему Томасу показалось, что сейчас разгневанный дух зверя оживит мертвую голову и та зубами перервет отцу горло.

Но Роланд уже шел дальше. Он залпом осушил серебряную чашу, не обращая внимания на стекающую с подбородка пену, и швырнул ее о каминную полку с такой силой, что металл погнулся.

Теперь отец направлялся к нему, отшвырнув по пути еще один стул. Миг – и его горящие глаза встретили взгляд Томаса. Мальчик почувствовал, как его наполняет серый липкий ужас.

Отец смотрел на него, оскалив желтоватые зубы, пуская изо рта пиво, смешанное со слюной.

– Ты, – прошептал Роланд низким, страшным голосом, – что ты пялишься? Что ты хочешь увидеть?

Томас не мог двинуться. Найдут, простонал его разум. Клянусь всеми богами, меня найдут и упрячут в темницу!

Томас был уверен, что отец говорит с ним, но он ошибался – Роланд говорил с Нинером, как и с прочими головами. Если Томас мог видеть отца через стеклянные глаза, то и отец мог разглядеть его, если бы не был так пьян. К тому же Томас был настолько парализован страхом, что глаза его почти не двигались. А если бы задвигались и отец заметил это, то что он мог подумать? Что дракон оживает? В таком состоянии он вполне мог в это поверить. Если бы Томас в это время моргнул, Флеггу, возможно, не пришлось бы прибегать к яду. Старое сердце короля могло не выдержать подобного испытания.

Внезапно Роланд качнулся вперед.