Глаза Элизы

В ту ночь в своем разноцветном доме Элиза с Изой спали, крепко прижавшись друг к другу. Им казалось, что они слышат вокруг шорох крыльев сатурний, мрачных ночных бабочек. Какие связи оборвали они, если вдруг почувствовали себя такими одинокими?

Пленница Вершины Дерева, Элиза взглянула на свои, теперь самые обыкновенные ступни. Она знала, что, стерев светящиеся полоски, мама спасла ей жизнь.

— Вы слушаете меня?

— Нет, — ответила Элиза.

Нильс Амен стоял перед ней и тяжеловесно описывал достоинства Лео Блю.

— Вы неверно о нем судите, — продолжил он свою речь. — Наше представление о человеке может измениться. Я хорошо знаю Лео…

«Опять все сначала…» — подумала Элиза.

Она давно поняла, зачем пришел Нильс. И решила, что он полный идиот. Она подняла умоляющий взгляд к вершине Яйца, прося Тень избавить ее от невыносимого зануды. Но Тень, по своему обыкновению, оставалась неподвижной.

— Лео Блю совсем не такой, как вы думаете. Лео Блю…

— Я все поняла! Поняла! Поняла! — заорала в ярости Элиза.

Нильс замолк. Он понял, что долгожданный миг настал…

Элиза перевела дыхание. Как Тоби мог дружить с этим тупицей?! Лео Блю, Нильс Амен… Элиза постаралась утешить себя мыслью, что, может, и хорошо, что Тоби далеко и не видит, что сталось с его друзьями.

Это потому, что она подумала о Тоби?.. Какое странное ощущение! Элиза закрыла глаза и поняла, что слушает Нильса Амена, который заговорил вновь.

— Жизнь, Элиза, похожа на заброшенный пчелиный улей. Ты идешь по нему. Ты в нем заблудилась. Золотистый свет похож на мед. Ты вдыхаешь запах воска. Зовешь. На твой голос откликается эхо. Ты ищешь того, кого потеряла. Это и есть жизнь.

Нильс набрал полную грудь воздуха и продолжил:

— И вдруг на тебя, жужжа, летит пчела. Ты падаешь на землю, закрываешь голову руками. Пчела пролетает над тобой. Ты поднимаешься, твое платье испачкано медом. Тебе страшно. Но ты слышишь голос. Это тот, кого ты искала. Он здесь. Ты бежишь по коридорам улья. Находишь его. И не признаешься, что боялась. Это и есть жизнь, Элиза.

Элиза отвернулась, чтобы Нильс не увидел ее залитого слезами лица. Что это? Что происходит?

Лео Блю, продолжавший нависать темной тенью над Нильсом и Элизой, недовольно нахмурился. Что это он там несет? Странное, непонятное. И в то же время необычайно волнующее…

Нильс не понимал, доходят ли его слова до прекрасной Элизы, но продолжал говорить так, как просил Тоби.

— Жизнь — ливень, обрушившийся на Моховой Лес. Тебе кажется, что ты его переждешь, уцепившись за самую высокую ветку, и останешься на ней до конца, до самой последней капли. А внизу тебя упрашивают спуститься. Ты уже дрожишь. Ты можешь заболеть. Перестань упрямиться, Элиза. Тебя ждут дома. Но ты упорствуешь, хотя уже промокла насквозь. Не упрямься, Элиза.

Сидевшему наверху Лео Блю припомнились подозрения Арбайенна. Кто такой на самом деле этот Нильс Амен?

Элиза больше не понимала, где она. Голос заполнил все пространство. Но это был не голос Нильса Амена. Это был голос, прорвавшийся сквозь толщу печальных лет, забытый и воскресший, — голос Тоби Лолнесса!

У воспоминаний свой тайный язык, их нужно только оживить.

Заброшенный пчелиный улей. Ливень в Моховом Лесу. Только она и Тоби могли помнить об этом. Это были их воспоминания. Только их двоих.

Элиза больше не сомневалась: Нильс говорит от имени Тоби.

Слушая Нильса Амена в скудной пустоте Яйца, Элиза внимала посланию Тоби, отправленному ей между строк.

Оно наполняло ее силами, возносило над землей, делало все возможным.

Послание Тоби говорило: «Я вернулся!»

Часть вторая

15

Предательство

Прошло три месяца.

На Кроне воцарилась зима. И надолго.

А Норц Амен с каждым днем все глубже погружался в пучину отчаяния. Он лишился сна и покоя. У него не осталось ни единого спасительного сомнения…

Теперь он знал доподлинно: Нильс перебежал во вражеский лагерь.

Сначала Норц не поверил.

Впервые он услышал об этом еще осенью. Он ужинал под открытым небом вместе с толстяком Золкеном, своим старинным приятелем. Дул непривычный в ноябре теплый ветер. Дровосеки молчали, прислушиваясь к ночным шорохам: шелестели последние листья, прополз неведомо как уцелевший майский жук.

Мужчины ели хлеб и пили пиво.

У Норца не было друга вернее и надежнее. Золкен веселился на его свадьбе, видел, как они с Лили, счастливые и радостные, плясали до утра, по традиции соприкасаясь носами. А через год, когда Лили умерла, родив Нильса, стал свидетелем его безысходного горя. Он был бы рад утешить Норца, но как? Золкен и сам остался безутешен: все вокруг полюбили Лили как добрую сестру, и он тоже всей душой к ней привязался.

Лили Амен, юная, миниатюрная, ласковая, легконогая, зеленоглазая..

Прекрасное кажется бессмертным. Никому и в страшном сне не могло присниться, будто однажды она исчезнет. Тем более ничто не предвещало, что Лили погибнет, дав жизнь своему первенцу.

Великан Золкен был так подавлен, что неделями не решался подойти к другу и сказать: «Знаешь, она была дорога нам всем. Мы поможем тебе, старина».