Глаза Элизы

Толстяк в ярости топнул ногой и удалился, таща Берник за шлейф ее платья.

Арбайенн вопросительно посмотрел на Пюре. Тот не знал, как оправдаться. Покраснел и залепетал нечто невразумительное:

— Я… Я клянусь вам… Понятия не имею, о чем это он…

Арбайенн положил руку ему на плечо и сказал покровительственным тоном:

— Разумеется, дорогой Пюре! Я вовсе не должен следовать указаниям этого человека.

Пюре вздохнул свободнее.

— Благодарю вас. Просто я боялся, что…

— Вы безупречно исполняете свои обязанности, — прервал его Арбайенн. — Стережете нашу пленницу, глаз с нее не спускаете. Один ваш принцип мне особенно по душе.

— Какой же?

— Вы любите повторять: «Невозможно быть излишне бдительным». И здесь вы безусловно правы.

Пюре расплылся в улыбке.

— Господин Арбайенн, вы так бобры!

От избытка чувств Пюре не всегда попадал в слова. Ну вот, наконец-то его оценили по заслугам! Прослезившись, он шагнул к мосткам и внезапно услышал:

— Да-да, излишне бдительным быть невозможно. Так что извольте завтра до заката навсегда покинуть Гнездо. Будьте так любезны.

Пюре остолбенел. Но не обернулся и не сказал ни слова в свою защиту. Однако от отчаяния он готов был броситься с мостков в бездонную пропасть.

Элиза не слышала, как к ней приблизился Пюре. Сидя на корточках, она вертела в руках только что полученную записку. Тень сбросила вниз еще один ледяной кинжал.

Скажите Лео «да».

Всего три слова.

Скажите Лео «да».

Она сразу почувствовала невыносимую тоску. Неужели иначе ей отсюда не вырваться? Она и сама уже подумывала: не сдаться ли… Может, лучше уступить Лео, выйти за него, а потом сбежать, скрыться, исчезнуть навсегда?

Гордость не позволяла ей осуществить этот план.

— А… Это ты, Пюре, — сдавленно проговорила она.

— Да. Вот пришел с вами попрощаться.

— Так ты уходишь?

Ответить Пюре не смог. Он и не подозревал, что так сильно привязался к этой девчушке. Старик вытер рукавом слезы.

— И когда ты должен уйти? — ласково спросила Элиза.

— Завтра.

Долгое время они молчали. Пюре тихо всхлипывал. Элиза скатала записку в трубочку и теперь мяла ее в руках. Из отверстия в куполе лился унылый серый свет.

— Это несправедливо, — сказал Пюре.

Узница и тюремщик, прощаясь, склонились друг к другу, будто две сухие ветки Дерева.

— Пюре, — позвала Элиза чуть слышно.

Он обернулся.

— Ты не мог бы оказать мне последнюю услугу? — спросила она.

В Гнезде зашептались, зашевелились, будто сюда вдруг вернулись птицы.

— Не может быть…

— Правда-правда!

— Невероятно!

— Знаю из первых рук.

— Сама сказала?

— Сама.

— Ему сказала?

— Ему.

На Вершине никто не ожидал такого поворота событий, и все без устали повторяли эту новость, чтобы убедить себя в ее достоверности.

— Не может быть…

— Да уж поверьте!

— За него? Неужели?

Пленница перестала сопротивляться! Элиза согласилась выйти замуж за Лео Блю!

Через несколько часов Вершину охватила безумная суета. Ведь свадьба назначена на завтра, пятнадцатое марта. Надо поторопиться, пока невеста не передумала. Вот ужас-то! Вот кошмар!

Элиза решила по старинной древесной традиции венчаться в зеленом.

— Все остальное на ваше усмотрение, — кротко сказала она Арбайенну.

Тот решил устроить пышное празднество. И немедленно приказал очистить и украсить Северное Яйцо, в котором располагался амбар.

Скорлупу изнутри расписали золотой пыльцой. Повесили огромную смоляную люстру с десятком светляков. Созвали великое множество гостей. Арбайенн лично уговорил Великого Свечника сочетать браком Элизу и Лео Блю.

Великий Свечник не забыл, как Элиза отдала его на съедение светляку, и затаил на нее обиду, но в конце концов уступил, прекрасно понимая, что в противном случае на его место просто назначат кого-нибудь другого.

Единственным человеком, который оставался абсолютно равнодушным к предстоящему торжеству и не участвовал в общих хлопотах, был… Лео Блю. Он не выходил из Восточного Яйца и весь день баюкал свою печаль в гамаке. Даже услышав, что пленница неожиданно согласилась стать его женой, он не изменился в лице. Только стал еще бледнее. Арбайенн с тревогой присматривался к своему господину, замкнутому и молчаливому. И не мог взять в толк, отчего тот подавлен и мрачен накануне столь радостного дня.

Только Лео Блю понимал, что происходит. Он отлично знал, отчего Элиза дала согласие…

Выпроводив Гуза и Берник, он сразу поспешил к Южному Яйцу. Взобрался на самый верх и метнул внутрь ледяной кинжал с запиской, обманув доверие девушки, принуждая ее ответить «да».

Элиза последовала совету Тени, а Тень — это он, Лео Блю.

Так что Лео не обольщался: пленница мечтала лишь об одном — вырваться на свободу. В ее ответе не было ни малейшего проблеска любви.

Дверца приоткрылась, птичка в клетке чирикнула в надежде, что дверца распахнется и можно будет улететь.

Лео Блю больше не желал чувствовать себя униженным. И придумал, как вернуть чувство собственного достоинства. Гуз Альзан сказал, что над ним смеются? Так вот, Лео не потерпит насмешек! Он всю жизнь дорожил своим честным именем и не давал порочить память отца.