Глаза изо льда

Не её разум. Только не её присутствие. Не то, как он видел её в физическом плане. Не то, что она заставляла его чувствовать. Не то, как она вела себя с ним последние несколько дней. Не то, что всё в ней напоминало ему, что он хочет её, или как сильно… или как редко всё складывалось удачно для него.

Её раса пугала его.

Способности, которыми она обладала, её расовые особенности пугали его.

То, как мало он понимал о ней и о них двоих, пугало его.

Всё чаще и чаще у него возникало ощущение, что она знает больше, чем говорит.

Были вещи, о которых она не рассказывала ему; вещи, которые смущали его, которые могли иметь больше отношения к связи между ними, чем она показывала.

Этого он тоже не мог себе объяснить.

Это лишь внутреннее ощущение, как и всё, что связано с ней.

Он даже не знал, насколько её раса преувеличивала или умножала связь, которую он чувствовал между ними… связь, которая также всё больше пугала его, и которая, казалось, усиливалась.

И было ещё кое-что.

Ник никогда не получал тех женщин, которых хотел. Никогда.

Он никогда не получал людей, которых хотел.

Ещё будучи человеком.

Уж точно нет, когда он стал вампиром.

Секс — конечно. Он занимался сексом с теми, кого хотел.

Но те, кого он хотел на самом деле? Они всегда хотели кого-то другого. Они всегда хотели чего-то другого. Они иногда хотели трахнуть его, по разным причинам, но в конечном счёте они всегда хотели… не его.

Не Ника.

У него была подруга, которая часто говорила ему, что он сам виноват.

Она назвала его боящимся обязательств, сказала, что он подсознательно выбирает людей, которые уже заняты, или которые никогда не захотят его.

Он не знал, правда это или нет.

Он просто знал, что, похоже, не имеет никакого контроля над всем этим.

Даже когда Уинтер сердилась на него, стоя перед ним с пониманием и гневом, горящими в её ошеломляющих глазах, когда она стиснула зубы, он боролся со своей собственной реакцией. По правде говоря, больше всего на свете ему хотелось обнять её, затащить обратно в гостиную, на диван, где он мог бы лечь рядом и целовать её, пока она не перестанет злиться на него.

Он хотел бы иметь возможность хотя бы что-то сказать.

Он хотел бы, чтобы существовали какие-то волшебные, разумно звучащие слова, которые он мог бы использовать и заставить её не беспокоиться о том, что он делает.

Но он понятия не имел, каковы эти слова.

По правде говоря, если бы они поменялись местами, он был бы гораздо менее рациональным.

Он, вероятно, вёл бы себя как откровенный мудак в этом отношении.

Прежде чем он смог найти способ выразить всё это, она заговорила.

— Ты уходишь? — спросила она. — Сейчас, Ник. Ты сейчас уходишь?

Поколебавшись, он кивнул.

Он подумал, не сказать ли ещё что-нибудь.

Он подумал, не сказать ли ей, чтобы она не волновалась.

Он подумал, не пообещать ли ей, что вернётся… через одну ночь. Самое большее через две.

Но он этого не сделал.

Она смотрела, как он колеблется.

Она смотрела, как он подбирает слова, обдумывает, не заговорить ли… потом решает этого не делать.

Он увидел, как её лицо ожесточилось, а в глазах появилось понимание.

Всё ещё глядя ему в лицо, изучая его глаза, она кивнула.

Он наблюдал, как она крепче обхватила себя руками, прежде чем повернуться и уйти от него. Он смотрел, как она отступает в темноту своего двухэтажного дома. Он прислушивался к её шагам, пока она поднималась по лестнице в свою спальню.

Он слушал и морщился, хотя его челюсти сжались, а вместе с тем ожесточилась и решимость. По крайней мере, он поклялся себе, что вернётся.

Он вернётся сюда.

Он не будет трусом. Он вернётся к ней.

Он хотел поймать ублюдков, которые сделали это с ним.

Он не мог отрицать, что какая-то часть его души с нетерпением ждала этого момента. Животная часть с нетерпением ждала этого, чтобы выследить их, посмотреть им в глаза за то, что они сделали с ним… прямо перед тем, как он зубами разорвёт им глотки.

Или, если это не удастся, он будет довольствоваться наблюдением за тем, как Чарли надевает на них наручники; может быть, попросит её несколько разочков шарахнуть их шокером, прежде чем тащить в камеры под зданием полиции Нью-Йорка. При условии, что судебная система сработает так, как должна, он насладится мыслью о том, что в конце концов увидит их в Райкерсе[10], может быть, даже будет заскакивать туда, чтобы время от времени показать им средний палец.

Но дело не только в этом.

Теперь это уже больше, чем месть.

Больше, чем та часть Ника, которая хотела справедливости, мести, возмездия… которая чувствовала себя обязанной выследить их и заставить заплатить по своим собственным эгоистичным, животным причинам… Ник знал, что должен найти их сейчас.

Он сделал это. В этом была и его вина тоже.

Придя сюда в поисках пристанища, используя Уинтер в качестве своего убежища, он нарисовал мишень на спине своей девушки.

Он не хотел этого, но ведь он и её подверг опасности.

Так что да, он хотел выследить их по своим собственным, эгоистичным, извращённым, чисто вампирским причинам.

Но гораздо больше ему хотелось выследить их ради Уинтер.

Ему хотелось вновь вернуться к Уинтер.