Глаза ребёнка

В его голосе, как однажды в голосе Кэролайн, звучала скрытая мольба о помощи. Паже понимал, что должен как-то развеять его сомнения.

С минуту помолчав, он произнес:

— Джонни, если бы это сделал я, то сейчас особенно старательно напирал на версию о самоубийстве.

Луиза Марин была стройной хрупкой латиноамериканкой с бледной кожей, ярко-каштановыми волосами и робким, почти затравленным, выражением глаз. Кэролайн заметила ее среди других сидевших на скамье кандидатов около часа назад. Женщина казалась погруженной в себя и в то же время держалась как-то напряженно, что выделяло ее на фоне других. Кэролайн предположила, что дело в душевном расстройстве: возможно, какой-то глубоко укоренившийся страх не позволяет ей замечать окружающего. Но когда Мастерс начала задавать вопросы Луизе, та показалась ей настороженной, если не сказать подозрительной. Если с Салинасом она вела себя так, словно заранее решила во всем угождать ему, то теперь старалась отделаться короткими, односложными фразами. Кэролайн чувствовала, что Марин не в себе, однако вовсе не походила на тихо помешанных чудаков, разговаривающих на улице сами с собой. За теми немногочисленными фактами — безработная, католичка, малообразованная, — на основании которых они оценили ее кандидатуру весьма невысоко, должно было скрываться нечто большее.

— Вы сейчас сидите дома, верно? — спросила Кэролайн. — Вы пытались искать работу?

— Раньше я работала в магазине, — чуть слышно произнесла Луиза, словно не слыша вопросов. Она рассеянно смотрела куда-то в сторону, как человек, погруженный в воспоминания.

— Раньше — это когда? — уточняла адвокат.

Луиза перевела взгляд на Кэролайн, и та, увидев в нем непонятно откуда появившуюся стальную решимость, невольно вспомнила ветеранов Вьетнама.

— Когда умер папа, — сказала Луиза, — у мамы случился инсульт. Я ухаживаю за ней.

Мастерс чувствовала, что разгадка где-то рядом, и, следуя одной интуиции, задала следующий вопрос:

— Как умер ваш отец?

Луиза беспомощно сложила руки, плечи ее понуро опустились — у нее был такой вид, будто ей приходится сносить постоянные побои.

— Он был полицейский, — наконец выдавила она.

На мгновение перед мысленным взором Кэролайн предстала картина некоей трагедии, разыгравшейся на улицах города. Лишь повторив свой вопрос, она поняла, что ошиблась, и теперь с трепетом ждала услышать страшную правду.

— Как он умер, мисс Марин?

Ни единый мускул не дрогнул на лице Луизы, словно это была гипсовая маска. Тихим, но твердым голосом она изрекла:

— Он чистил пистолет.

Кэролайн вдруг почувствовала, что оцепенела.

— Высказывались ли предположения о самоубийстве? — мягко спросила она.

В наступившей тишине адвокат не сводила глаз с Луизы Марин, ощущая себя будто в вакууме. Луиза принялась трясти головой со страстью, которую в ней было трудно заподозрить.

— Он никогда бы не совершил такого, — негодуя, выпалила она. — Он был добрый католик и добрый человек.

— Но случается, что люди совершают это, — тихо возразила Кэролайн. — Даже католики, не говоря уже о полицейских.

Глаза Луизы были подернуты пеленой слез. В душе Кэролайн готова была молить судью Лернера вмешаться. Но он этого не сделал, наверняка понимая, что вопрос о суициде принципиален для стороны защиты и что у Кэролайн осталось слишком мало отводов, чтобы она могла позволить себе щадить чувства присяжных.

— У вас еще есть вопросы, адвокат? — не выдержал Салинас. — Или вы закончили?

Кэролайн сделала вид, что не слышит его. Выражение мучительного страдания застыло на лице Луизы Марин, как будто она тщетно пыталась избавиться от нахлынувших на нее сомнений.

— Верите ли вы, что самоубийство это грех? — спросила Мастерс.

Мертвую тишину прорезал сдавленный голос Луизы:

— Так учит церковь.

— Но она также учит, что грехи будут прощены.

Марин выпрямилась.

— Он пощадил бы мою мать — он не сделал бы этого. Ведь это едва не погубило ее.

— Но вы не можете утверждать наверняка, — склонив голову, настаивала на своем Кэролайн. — Вы не уверены?

Марин в замешательстве воззрилась на нее.

— Мисс Мастерс, — услышала Кэролайн голос судьи Лернера, — как далеко вы намерены зайти в своем интервью?

Она повернулась к судье, который с сочувственным видом рассматривал Луизу Марин.

— Ваша честь, — произнесла Кэролайн, — будьте снисходительны — я прошу предоставить мне некоторую свободу действий, это крайне важно.

Лернер смерил ее долгим задумчивым взглядом, затем кивком дал понять, что согласен.

Кэролайн вновь обратилась к Луизе:

— В жизни полицейского бывает такое, о чем не догадываются даже самые близкие ему люди. Вы понимаете это?

Марин только кивнула; в ее глазах больше не было слез.

Кэролайн осторожно спросила:

— А что думает ваша мать?

Марин вздрогнула.

— Когда она увидела его, — произнесла женщина, — то была потрясена. Ночью у нее случился инсульт. Последний раз я говорила с ней за день до смерти отца.

Кэролайн выдержала паузу, затем сочувственно поинтересовалась:

— Видимо, он не оставил никакой записки?

— Нет.

Мастерс снова помолчала, давая возможность присяжным переварить известие о предсмертной записке.