Глаза ребёнка

Крис включил свет на кухне; после темной улицы свет показался неестественно ярким, напомнив о тех зимних вечерах, когда он готовил ужин, а Карло всегда был рядом: делал уроки или хрустел картофельными чипсами, разговаривал с отцом или смотрел что-нибудь по маленькому кухонному телевизору. Паже вспомнил, что завтра в это же время центральной темой новостей может стать вердикт суда. Он ощутил тесноту в груди; возможно, это был последний вечер, когда для них с сыном оставалась пусть слабая надежда на то, что их жизнь когда-нибудь вернется в нормальное русло. Утром Паже, как обычно, купил Карло картофельных чипсов.

— Почему бы мне не приготовить «пикката»? — сказал Паже.

— Давай, — ответил Карло; хотя он был явно не голоден, но не смог устоять перед любимым лакомством.

Паже занялся привычным ритуалом: разморозил курицу, добавил каперсов, нарезал лук. В этот вечер он не стал спрашивать Карло про домашнее задание.

Карло стоял, облокотившись на кухонную стойку.

— Так как ты думаешь — что они решат? — спросил он после минутного молчания.

«Что ответить ему? — размышлял он. — То, что сам был не в состоянии сказать ничего определенного или что, по мнению его адвоката, самое большее, на что она могла рассчитывать, это если присяжные не придут к единому решению?» Но потом, заглянув сыну в глаза, вдруг понял, что должен сказать Карло.

— Не знаю, — ответил он. — Но я знаю одно — ты по-настоящему помог мне.

Карло с надеждой посмотрел на него.

— Ты правда так считаешь?

Паже подумал о том, насколько Карло еще молод; самое жестокое сказать ему, что лгать было вовсе ни к чему и ложь, к тому же не слишком умелая, только помогла Виктору Салинасу.

— Да, — ответил Паже. — Одним из наиболее запоминающихся мест выступления Кэролайн было то, где она убеждала присяжных поверить тебе. Думаю, они этого не забудут.

Карло стоял, разглядывая кухонный стол; Паже почему-то вспомнил, как Кэролайн, обдумывая ответ, смотрела в стакан с виски.

— Я как-то сомневался, — произнес мальчик.

— А я нет. — Это было единственное, что Паже мог предложить сыну в утешение. Теперь, после выступления Велес, говорить ему, что он лгал, защищая невиновного, не имело смысла. — Твое выступление и то, что вы с Терри пришли сегодня, — это все, что вы могли для меня сделать.

Паже заметил, что Карло неловко об этом вспоминать; видимо, сын считал, что у Терезы были точно такие же основания сомневаться в его невиновности, как у него самого.

— Она сегодня придет? — спросил Карло.

— Попозже.

Карло молча кивнул. Паже понял, что сын намерен уединиться в своей комнате. В следующее мгновение Карло отвернулся и растерянно уставился в пустой экран телевизора.

Крис открыл шкафчик и достал пакетик картофельных чипсов, купленных утром.

— Вот, — сказал он. — Возьми-ка.

Прежде во время их близости Паже не мог думать ни о чем другом. Но сейчас рядом с Терри он вдруг представил, что никакого убийства не было, что двое их детей мирно спят у него в доме и что у них с Терезой будет общий ребенок.

На мгновение Крис поверил своей фантазии, и от этого их близость показалась особенно сладостной: движения приобрели необыкновенную плавность; с удивительной остротой он ощущал прикосновения ее груди, пряный запах волос и ритмичное, в такт ему, покачивание бедер. Когда он уже был в ней, то неожиданно представил, как она улыбается их детям. Потом, когда Терри лежала рядом, молчаливая и печальная, к Паже наконец вернулось чувство реальности.

Он ласково поцеловал ее.

Женщина была безыскусно нежна с ним, точно давая понять, что по крайней мере в эту ночь ничто другое не имело значения. Но ее нежность больше не была импульсивной; это был скорее акт жертвенности, чем безотчетный порыв души. Паже не мог произнести этого вслух; ему оставалось лишь принимать то, что она предлагала ему, — так же, как безропотно воспринял он ложь Терри, за которую не мог даже поблагодарить.

Они лежали, не произнося ни слова. Комнату заливал лунный свет; окно было приоткрыто, и свежий зимний воздух напоминал Паже о студенческих годах в Новой Англии, и, вслушиваясь в приглушенный шум проезжающих мимо машин, он различал гудение ветра и рокот прибоя. Когда он коснулся ладонью лица Терри, она не шелохнулась, погруженная в собственные мысли.

Ему вдруг безумно захотелось рассказать ей все, что он знал.

— Интересно, похоже ли это на страх перед смертью? — вместо этого произнес Крис.

Терри подняла на него удивленный взгляд.

— Что ты имеешь в виду?

— Состояние, когда, с одной стороны, хочется навечно запечатлеть в памяти каждую секунду настоящего, а с другой — вспомнить драгоценные мгновения прошлого, которые когда-то воспринимал как само собой разумеющееся.

Она погладила его по волосам.

— Этим ты сейчас и занят, Крис?

— Да — а еще жалею о том, чего у меня так никогда и не было. — Он поцеловал ее в лоб и с иронией добавил: — Возможно, если бы мне пришлось пережить по-настоящему глубокое потрясение — скажем, если бы я был при смерти, — тогда смог бы возвыситься над примитивным эгоизмом.

Терри ничего не ответила.

Помолчав, она промолвила: