Глаза ребёнка

— Что ж, и на том спасибо. Рамон ревновал меня, потому что боялся. И в одном он был прав: когда я выходила за него замуж, я уже не была девственницей. Однажды, когда мне было четырнадцать, твой дед, пьяный, ввалился ко мне… Ни он, ни я больше никогда не вспоминали об этом. — Ее слова были проникнуты горечью. — Так что, Тереза, Рамон Перальта вовсе не исключение. Передо мной был пример собственного отца.

13

Едва оказавшись в кабинете Маккинли Брукса, Кэролайн Мастерс почувствовала недоброе.

Прежде всего — в самом облике этого наиболее удачливого в городе чернокожего политика. Его улыбка сразу показалась ей натянутой, поскольку глаза при этом оставались холодными, а за напускной доброжелательностью угадывалась сосредоточенная работа мысли. Но более всего настораживало то обстоятельство, что здесь же присутствовал помощник прокурора Виктор Салинас.

Эти двое представляли собой полную противоположность друг другу. Брукс, чей возраст приближался к сорока пяти, излучал любезность и ничуть не тяготился своей полнотой; Салинас был на десяток лет моложе, подчеркнуто худощав и подтянут, а его собранность выдавала человека, который, ежедневно играя партию в сквош, заботится не только о собственной форме, но и о победе. Аккуратные усики и шикарный галстук придавали ему вид щеголя, чего Брукс старался избегать. Однако оба были в равной степени тщеславны, только Салинас к тому же этого не скрывал (в ведомстве окружного прокурора ни для кого не являлось секретом, что он лелеет надежду при случае сесть в кресло Брукса). Решение адвоката поручить дело помощнику прокурора говорило о необычности дела. Одно из двух — либо Брукс-юрист счел, что ради того, чтобы использовать упорство и пробивную силу Салинаса, стоит рискнуть, даже обеспечив последнему рекламу. Либо Брукс-политик, оценив ситуацию, решил поручить дело помощнику, который стал бы столь же искушенным в политике, как он сам. При последнем варианте выходило: Маккинли планирует в перспективе занять более высокое положение. Однако, как бы то ни было, Кристофер Паже попал в серьезный переплет.

Брукс предложил Кэролайн чашечку кофе, который ему варили на работе.

— Поистине удовольствие видеть вас здесь, Кэролайн. Как говорил мой дедушка, баптистский проповедник, я уж думал, что вы ушли в лучший мир.

Его слова были чуть больше обычного исполнены иронии: ее имя он произнес с нарочито мужицким выговором — Кар-о-л-и-н», словно желая подчеркнуть, что он выходец с Юга, а она дама-благотворительница, почтившая своим вниманием рабов на плантации. Но Кэролайн почувствовала в интонации Брукса нечто большее, а именно — что тот слегка нервничает и что воспоминания о ее роли в деле Карелли все еще терзают его.

— Уверена, Маккинли, ваш дед имел в виду покойников, а я просто почивала на лаврах.

Салинас вежливо улыбнулся. Впрочем, как и другие средства его мимики и жестикуляции, улыбка указывала не на то, что он чувствует, а скорее на то, что находит ее слова уместными в данных обстоятельствах. В качестве адвоката Салинас был слабоват, однако брал тщательнейшей предварительной подготовкой. Кэролайн могла легко представить себе, как он с обезображенным гримасой усердия лицом и отсутствующим взглядом старательно крутит педали велотренажера и одновременно прокручивает в мозгу распорядок своего рабочего дня, спланированный по минутам.

— Как бы там ни было, — продолжал Брукс, — выглядите вы великолепно. Проработав какое-то время здесь, в здании суда, люди становятся похожи на гротескных, сгорбленных персонажей с полотен английского художника Уильяма Хогарта. Может, это действие флуоресцентного освещения.

«Он хочет-таки вырваться отсюда», — рассуждала Кэролайн. Разумеется, сидеть здесь Брукса заставляла не любовь к комфорту, а исключительно честолюбие. Здание суда представляло собой запущенный и неухоженный крольчатник с крытыми истертым зеленым кафелем полами и тесными неуютными помещениями; даже сам Брукс занимал безрадостную прямоугольную комнату, откуда открывался вид на автомобильную эстакаду. Вместе с тем Кэролайн не могла представить его на своем месте, без восторженно аплодирующей ему публики.

Кэролайн улыбнулась.

— Моя новая жизнь пришлась бы вам не по душе, Мак. Прелесть вашей работы в том, что вы идете по проволоке, натянутой под самым куполом, а тысячи жадных избирателей и честолюбивых конкурентов только и ждут, когда вы свалитесь или же займете другой пост. А делать фокусы за кулисами вам вряд ли понравилось бы.

Салинас ловил каждое ее слово, он даже прищурился от напряжения. Кэролайн вдруг подумала, что если в этом конкретном случае Брукс упадет с проволоки, то увлечет за собой и Салинаса.

— Безусловно, — произнес в ответ Маккинли, складывая ладони на животе. — Но я уверен, что могу положиться на вас, Кэролайн, ведь вы подскажете мне верный путь — я всегда на вас рассчитывал.

Его замечание, внешне дружелюбное, внезапно накалило атмосферу. Ссылка на дело Карелли была столь очевидна, что Кэролайн подумала, не пытается ли он увести разговор в сторону.