Глаза войны

Через 3 дня скитаний вышел к своим. Я слышал, что моя 110-ая стрелковая дивизия, точнее её жалкие остатки, сотня с небольших человек прибилась к партизанам и горстка людей смогла перейти фронт и выйти к нашим лишь зимой.

А я вышел, я спасся… Я воевал дальше, воевал честно и больше никогда не малодушничал, и не трусил. Дважды был ранен, я искал смерти, но не нашёл.

Во сне ко мне приходили девочки, приходили не раз. После войны я видел их лица в толпе, я до сих пор их вижу, там, где их не может быть, когда бывал в магазине или поликлинике, их лица долго преследовали меня везде. По ночам, в течение нескольких лет после войны я просыпался в поту от того истошного крика: «Валера»! Крика надежды на спасение, которое так и не пришло.

Хотел я найти ту деревушку, хотел найти местных, расспросить где схоронили тех девчат, но не нашёл. Мой Первый Украинский фронт не наступал на Смоленском и Могилевском направлении, а после войны я так и не решился туда приехать, боялся, что если окажусь на том месте, то все нахлынет снова и я просто сойду с ума.

Я мстил немцам, убивал многих и также сбрасывал в кювет. Не помогло. Я много пил после войны, да и сейчас пью, хотя не позволяют врачи и маленькая пенсия. Тоже не помогает. Я ношу эту боль с собой всю жизнь. Мне часто жаль, что я тогда так и не дотянулся до винтовки, не сделал хотя один выстрел и не умер у той деревни вместе с девчатами. Я не праздную День Победы. Свою войну я проиграл…».

Вот такая вот история, сложная, многогранная. Как его судить? Он сам себя сожрал, сам себя осудил. Я очень бы хотел узнать, что напрасно мужик себя изводил. Хотел найти «концы» от этой истории. Надеялся, что Пестриков ошибался, что не всё видел, может ему показалось, что всех девчонок убили, возможно кто — то из них выжил?

Была только одна зацепка — Марина Долгушина, по ней я и шёл. Вся информация, которую смог «поднять» через базы данных и картотеки, была скупа и однозначно отвечала — «пропала без вести». Даже кольцо тут не могло помочь, знать бы где тела девчонок, где их закопали немцы? Где то место? Ветерана тоже уже не спросить, даже если бы он мог вспомнить и показать, то его уже нет среди живых, похоронен на кладбище.

Оставалось только искать родственников Долгушиной, в наивной надежде, что может она вернулась, прошла плен, немецкие лагеря и вернулась домой, а информацию в базах не исправили, так и указана ошибочная? Как и сказал, слишком наивно, слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но родственников Марины Долгушиной я нашёл. Даже ехать далеко не пришлось, они проживали в Питере. Очень интересная и интеллигентная семья коренных ленинградцев. Вместе с ними я нашёл другую историю…

Историю, от которой в жилах стыла кровь. Историю двоюродной сестры Марины — Илоны Тихоплав, которая после войны вышла второй раз замуж и сменила её на Войнич. Любой, самый закрученный триллер или фильм ужасов, просто детская сказка, по сравнению с тем, что я узнал из её воспоминаний. Илона Войнич, как и Марина, ушла на фронт, она служила в звании военфельдшера лейтенанта медицинской службы 345-ой стрелковой дивизии, а потом попала в плен.

Воспоминания Илоны Войнич — это сложная история, это история о девушке, это история о нацистском звере в облике человека, это история о жутком лагере, по сравнению с которым Ад описанный Данте — это «Диснейленд» или «Луна-парк». Чтобы выжить и спасти других в кошмарной клоаке под названием женский концентрационный лагерь «Равенсбрюк» Илоне приходилось каждую ночь рассказывать славянские сказки ублюдку по имени Рольф Розенталь.