Глазами Лолиты

«Тамара!» — отчаянно завопила Габи, отлично понимая, что никакой Тамары здесь нет и быть не может. Не получив ответа, она скатилась вниз по ступенькам, выскочила вон и огляделась. Кроме играющих детей вокруг не было ни души, однако в глубине двора ей почудилось какое-то копошение, и она подошла поближе.

Возле черного хода стоял большой грузовик. Два дюжих парня выгружали из кузова коричневые контейнеры, пересеченные яркой надписью «Хрупкий груз. Не кантовать». Следом за контейнерами из кузова выпрыгнула кудрявая девушка в джинсах и начала давать указания грузчикам. Габи решила, что девушка отвечает здесь за порядок, и потянула ее за рукав спортивной футболки. Девушка обернулась к ней и быстро спросила: «Ты из отдела культуры?».

«В некотором смысле», — согласилась Габи и задала свой вопрос:

«А куда девались прежние хозяева?».

В ответ она получила встречный вопрос:

«А что, у этой виллы были хозяева?».

Сердце Габи дрогнуло от безапелляционности не оставляющего надежды слова «были».

«Конечно, были. Или ты думаешь, такая вилла могла быть бесхозной?».

«Я думала, она принадлежала горсовету. Мы, во всяком случае, получили ее от горсовета».

Вдруг сзади что-то грохнуло, — один контейнер упал, и содержимое его разлетелось по двору — маленькие матрасики, спинки детских кроваток. Девушка тут же забыла про Габи и помчалась к месту происшествия, на бегу сообщая грузчикам свое мнение об их родословной. Дожидаться ее не стоило — она вряд ли могла добавить что-либо к уже сказанному, разве что в случае разоблачения самозванства Габи заодно высказать свое мнение и о ее родословной тоже.

Габи нетвердым шагом побрела по выложенной темно-красными плитками фигурной дорожке. Сейчас путь к воротам выглядел иначе, словно увиденный сквозь призму времени — бархатный травяной ковер слегка пожелтел от недостатка влаги, розовая пена ажурных цветов на кустах поблекла и опала, осыпав землю оборванными шкодливой рукой лепестками.

Выйдя за ворота, Габи глянула на часы — пора было возвращаться к покинутому спектаклю, а потом мчаться домой к голодному Дунскому, который в знак протеста против ее поздних возвращений демонстративно отказывался есть без нее. Можно было подумать, что жизнь сомкнулась в том самом месте, где ее рассек летний разрыв с Дунским, и необратимо поглотила все, происшедшее с ней в промежутке.

Словно не было ничего — ни Беллы, ни Йоси, ни Зары, ни Эрни. Они промелькнули и исчезли, не оставив следа. Ей вспомнилась детская сказка о мальчике, к ногам которого из морской пучины на час вынырнул заколдованный город, затонувший в древности. Город мог вернуть к жизни только тот, кто купит там товара хоть на одну копейку. Но у мальчика не нашлось копейки, и город снова ушел под воду со всеми своими жителями, кошками, лавками и домами. Значит, и у нее не нашлось копейки?

Не успела она войти в репетиционный зал, как к ней бросился помощник режиссера:

«Куда ты пропала, Габи? Тут твоя подруга Инна оборвала телефон — она так кричала в трубку, что я испугался — может, у нее кто-то умер?»

«Господи, как некстати! — простонала Габи, направляясь к телефону. — Вечно эта Инна с ее штучками — опять, наверно, Светка что-то отчудила!»

Глава вторая. Инес и Светка

1

В тот день она решила покраситься разноцветными полосками — так, что одни пряди стали желтые, другие красные, а остальные вроде седые. Вообще, она еще ничего для своих лет — волосы темные, а лицо светлое, но эта новая расцветка ей ужас как не идет. Она ведь совсем не понимает, что ей идет, что нет, а меня слушать не хочет. Ей кажется, что я еще ребенок, а я в сто раз ее взрослей, хоть это она меня родила, а не я ее.

«Вздумали яйца кур учить», — фыркнула она в ответ на мое замечание по поводу ее нового брачного оперения. Мы учили на уроке природы, что оно бывает у птиц в период спаривания. Выслушав мою лекцию о птицах в период спаривания, она пришла в восторг:

«Вот видишь, даже птицы это понимают! Пусть даже это мне не идет, зато заставляет мужчин взглянуть на меня лишний раз!»

От этих слов меня просто стошнило: с тех пор, как папец нас бросил, она прямо бредит мужчинами — не каким-то конкретным мужчиной, а всеми мужчинами вообще. И чтобы меня не вырвало, я с размаху пнула ее ниже пояса:

«И что они увидят интересного, если взглянут на тебя еще раз, Инес?»

Она задохнулась от возмущения, пошла малиновыми пятнами до самого выреза блузки и прошипела:

«Ты — сучка! Маленькая зловредная сучка, а не ребенок! И как только я тебя терплю?».

Можно было подумать, что нет у нее врага хуже, чем я! Ее особенно разозлило, что я назвала ее Инес — будто не она сама придумала себе эту кличку, когда воображала, что выглядит слишком молодо для матери такой взрослой дочери.