Глазами, полными любви

Кочевая жизнь семьи, ряд трагических событий, вечная борьба за выживание – все это не оставляло взрослым места для умильных бесед с детьми об их появлении на свет. Никто, разумеется, не вешал лапшу на уши насчет аистов, капусты и прочего, но основ физиологии в семейных беседах никогда не касались. Не то чтобы это являлось каким-то табу, а просто к данной теме не возникало особого интереса.

Как деревенское дитя Наташа видела, как общаются меж собой представители животного мира, но ничего «запретного» в этом не просматривалось. Ей долгое время казалось, что бык, взобравшийся на корову, или песик, пристроившийся сзади к своей подружке, просто так играют друг с другом.

В глухой, забытой Богом и людьми деревне, куда семью Черновцов занесло, когда отец окончил сельхозинститут, про девиц, родивших вне брака, говорили: «нагуляла». Маленькая девочка думала, что молодые люди сначала гуляют, а потом у них рождаются дети. Сам процесс гуляния, как и то, что во время него происходит, – все это стало понятно лишь в пору чтения любовных романов. (Ох, не зря в доисторические времена сильно не одобряли подобного чтива строгие маменьки! Очевидно, на собственном опыте они ведали, какую опасность для юных наивных натур таят подобные писания…)

У школьницы-хорошистки знакомство с волнующей и дотоле неведомой стороной взрослого мира началось с чтения толстенного романа «Гений», написанного классиком американской литературы Теодором Драйзером. Было ей в то время лет одиннадцать, училась в четвертом классе.

Сюжет повествования отличался традиционностью и незамысловатостью. Речь шла о том, как скромный молодой человек, обладающий ярким талантом, из рисователя рекламных картинок превратился в модного художника. Он пробился в мэтры, стал по настоящему богат, но по дороге растерял как дарование, так и высокие моральные качества, достигнув полного морального и физического опустошения.

Проблемы спивающихся американских художников вряд ли интересовали Натку сами по себе. Но с первых же страниц романа ей открылся огромный захватывающий мир Нью-Йорка двадцатых годов и людей, населявших его. Все это было ново, захватывающе, необычно среди убогого сельского окружения. С таким же увлечением она могла бы прочесть, наверное, про жизнь марсиан или венерианцев.

Особую статью составляли отношения главного героя с женщинами. Затаив дыхание девочка-припевочка следила за перипетиями и хитросплетениями сюжетной канвы. Особой откровенностью и физиологичностью повествование не отличалось. По нынешним раскованным временам оно показалось бы вовсе невинным, но тогда, когда секса в СССР вроде как и не было, чтение таило в себе немало крамолы.

По множеству намеков, эвфемизмов, ярких метафор юная читательница могла домыслить процесс. В общих чертах она уже немного знала о том, что происходит с влюбленными мужчиной и женщиной, когда те остаются наедине, Чувствуя, как щеки горят от стыда, прилежная (впрочем, не слишком) четвероклассница торопливо глотала страницу за страницей, одновременно чутко прислушиваясь, не появятся ли на пороге взрослые.

Через какое-то время школьница усовершенствовала процесс чтения. Усевшись за приготовление уроков, она сразу же хваталась за увлекательное чтиво, а рядом лежал раскрытый на нужной странице учебник. Как только в комнате появлялся кто-то посторонний, Натка мигом водружала учебник на книгу и начинала усиленно всматриваться в скучные строки.

Потом свершилось еще одно великое открытие. Оказалось, читать можно и на уроках. Парты, за которыми ученики сидели в школе, были снабжены откидывающимися крышками. Между основной частью парты и крышкой имелась щель примерно сантиметровой ширины. Держа книгу на коленях и постепенно передвигая текст снизу вверх, можно было спокойно читать через щелку, не привлекая ничьего внимания. Во всяком случае, любительнице литературы так некоторое время казалось.

Увы и ах, этому заблуждению суждено было внезапно рассеяться! Классе в шестом на уроке литературы читательницу-нелегалку поймала врасплох классная руководительница Эмма Валентиновна. Увлеченная чтением Наташа не заметила, как учительница неслышно подошла сзади. Похвалив девочку за любовь к ее предмету и тягу к филологии, литераторша забрала книгу, объявив, что вернет ее только отцу лично в руки, когда тот навестит школу.

…Под перестук колес Наталья Алексеевна вспоминала охв

атившее ее тогда уныние. Девочка понимала, что дома ее ожидает если не взбучка, то тягостное нудное нравоучение. Единственное смягчающее обстоятельство: чтиво в тот раз оказалось не «кра

мольным»…