Глазами, полными любви

При воспоминании об этом моменте у Натальи Алексеевны всегда комок подкатывал к горлу. Сразу приходили на память сиротливо стоявшие в углу прихожей одинокие синие тапочки Алексея Михайловича. Квартира, в которую они зашли с сестрами после смерти родителей, казалась колбой, из которой выкачали воздух, и в ней некоторое время невозможно было дышать…

* * *

Только прожив большую часть собственной жизни, Наталья Алексеевна стала понимать многое из жизни родителей – их самоотверженность в деле воспитания детей, умение противостоять жизненным невзгодам, сохраняя чувство собственного достоинства. При этом нужно признать: несмотря на трудности, их семье все-таки приходилось полегче, чем многим другим обитателям поселка. Отец не пил, не обижал жену и детей, отдавал себя без остатка делу, а не пошлому блуканию по бабам или иным мужским безобразиям. В скольких домах домочадцы ожидали со страхом вечернего возвращения хозяина! Нередко среди ночи в дверь директора совхоза тарабанила очередная растрепанная полуголая баба, голося во все горло:

– Алексей Михайлович, спаси! Мой паразит совсем свихнулся, с топором по двору бегает, все крушит!

Отец наскоро одевался и отправлялся на усмирение буяна. Напрасно Зоя Максимовна просила:

– Алеша, не лезь к пьяному под руку, попадешь, не ровён час, под нож или топор. Пусть проспится, потом поговоришь с ним.

Но муж не слушал или говорил: «А вдруг там дети с ним?» – и спешил на выручку очередной жертве насилия. Богатырский рост, немереная силушка не раз пригождались ему в таких случаях. Так что в поселке молодому руководителю приходилось не только директорствовать, но и выполнять время от времени обязанности участкового милиционера.

Его недюжинная физическая мощь проявлялась и на мирном поприще. Когда отец вскапывал весной огород или, выкроив несколько часов из своего плотного графика, выкапывал осенью картошку, черенки лопат и вил трещали в его руках, обламываясь, как прутики.

Зоя Максимовна в таких случаях говорила:

– И на что тебе такая силища? Чтоб в кабинете сидеть или по полям на машине ездить? Это баб природа должна так одаривать. Всю домашнюю-то работу мы на себе везем. Попробуй, натаскай столько ведер угля в дом. А для скотины зимой сколько сена, воды требуется? Нет, все-таки бабья доля – лошадиная доля!

Отец виновато оправдывался:

– Зоечка, я ведь стараюсь помогать тебе!

– Стараешься! Только когда мы тебя дома видим? Приходишь, когда уже все сделано. А как в этот свой обком в город закатишься на несколько дней, просто хоть соседа на помощь вызывай!

– А вот это хорошая мысль, мать.

– Конечно! Только ты мне зачем тогда нужен будешь?

Алексей Михайлович виновато вздыхал, а потом неуверенно спрашивал:

– Может, нам в город перебраться? Мне не раз предлагали пойти инструктором в какой-нибудь райком партии.

– На сто двадцать рублей? И чем я там, в городе этом, всех вас кормить буду?

– Другие как-то живут.

– Вот пусть и живут! А ты привык сметану ложками есть, молока по банке зараз выпивать. Долго ты в том городе продержишься?

На сём пикировка прекращалась. Жена еще некоторое время ворчала, давая выход остаткам пара, муж отправлялся прилаживать новый черенок к искалеченному орудию труда, дело потихоньку двигалось дальше.

Когда подросли девчонки, часть домашних работ легла на их неокрепшие плечи. В седьмом классе Натка научилась доить корову. Зоя Максимовна к тому времени уже работала завучем, ее школьная нагрузка возросла многократно. После уроков в обязанности семиклассницы входило напоить и накормить домашних животных, ближе к вечеру принести угля из сарая, затопить печь и сварганить к приходу родителей с работы нехитрый ужин в виде хотя бы жареной или вареной картошки.

Самой утомительной процедурой являлось поение коровы, теленка и коз. Хотя холодная вода дома текла из крана, в хлев, где содержались животные, приходилось притаскивать по два-три, а то и по четыре ведра. У коровушки, как говорили взрослые, молочко на языке. А это значило, что ее требовалось не только вволю кормить сеном, но и давать ей вдоволь напиться.

Физический труд составлял неотъемлемую часть повседневной жизни всех сельских ребятишек. В меру своих детских силенок и умений они занимались уходом за огородом, животными, домом. Когда родители первый раз взяли Натку с сестрой в поле на посадку картошки, ей не исполнилось семи лет, а Маринке и вовсе было четыре с половиной года. Несмотря на более чем юный возраст, маленький «клоп» упорно ползал с детским ведерком по вспаханной земле, старательно кидал разрезанные картофелины в борозды, стараясь не отставать от взрослых. День выдался теплый, почти летний. Родители постоянно нахваливали помощниц, и это подогревало детский энтузиазм.