Глазами, полными любви

Некоторые коррективы в отношения между сестрами внесло рождение третьей девочки. Ее в семье обожали все. Наталье Алексеевне всегда было удивительно, насколько близки они оказались с младшей сводной сестренкой, родившейся на восемь лет позже. Особенно на фоне того, насколько всю жизнь отталкивало друг от друга в разные стороны их с Мариной, родной и довольно близкой по возрасту. Всю жизнь старшая и средняя сестры вели себя, как два магнита, подставленные друг другу одинаковыми полюсами. В конце концов, родственная связь свелась к чисто формальному обмену любезностями.

* * *

Появившаяся в доме малышка осветила радостным светом жизнь всех членов семьи. Когда родители внесли ее в дом, в зале уже дожидалось целое общество. Пришли соседи, коллеги по работе, друзья. Накрывая стол, суетилась бабушка Оля. Отец, сняв верхнюю одежду, понес драгоценную ношу в спальню и положил на кровать. Все двинулись следом. Когда Зоя Максимовна распаковала одеяльца и пеленки, взору почтенной публики предстал очаровательный младенец с перевязочками на ручках-ножках, тугим круглым животиком и прочими чудесами.

Туманный взор новорожденной блуждал в пространстве, будто пытаясь сообразить: «Где я, что я?», выбившиеся из пеленки руки отчаянно молотили воздух. Собравшиеся единодушно решили: ребенок – что надо! Наиболее подхалимажные элементы тут же нашли сходство малышки с отцом семейства Алексеем Михайловичем. Довольно скупая на эмоции маман тревожилась лишь об одном – чтобы девочку в этой суматохе случайно не повредили.

С появлением маленького ребенка в доме прибавилось забот и хлопот. Бабушка Оля, погостив в семье некоторое время, отправилась к себе, где ее ожидал оставленный без присмотра муж, находившийся на пенсии шахтер, не дурак выпить. У Алексея Михайловича началась посевная, домой он появлялся только переночевать. Весь женский табор оказался предоставленным самому себе.

На плечи находившейся в декретном отпуске Зои Максимовны помимо ухода за ребенком легла забота о двух других дочерях, домашней живности, посадке огорода «и протчая и протчая». Чего стоила одна только стирка белья на пять человек при отсутствии в доме горячей воды! Холодная хоть и текла из крана, но по причине ржавого цвета больше годилась для окраски белья в коричневый цвет, нежели для его отстирывания. Пока в доме не появилась примитивная стиральная машина «Белка», мать стирала белье вручную в большой цинковой ванне, затем кипятила все светлое с отбеливателем в огромных металлических чугунах.

Захватывающим дух приключением становился обычный поход в баню. Общественная одноэтажная мыльня, принимавшая в свои чадящие недра поочередно всех жителей поселка – женщин и мужчин по разным дням, – находилась от дома через несколько улиц. Летом до нее добирались легко; с наступлением весенне-осенней распутицы дотащиться до бани по великим грязям становилось большой проблемой.

С утра ходить в храм чистоты не имело смысла по причине собачьего холода в помещениях. Основной процесс помывки осуществлялся вечером. В небольшую раздевалку и чуть более просторное помывочное отделение в женский банный день набивалось под завязку голых теток, разновозрастных и разнополых детей, старух с обвисшими животами и грудями. От каменного пола по ногам тянуло ледяным холодом, чуть теплее становилось на уровне груди и совсем жарко – голове. По настоящему погреться удавалось лишь в парной, хотя сырой горячий пар больше обжигал кожу, чем способствовал прогреву организма.

На каменных лавках едва удерживались металлические тазики-шайки, норовящие то и дело соскользнуть вниз. И уж верхом сноровки требовалось обладать каждому, кто хотел налить воды в шайку. С краном для холодной еще кое-как справлялись, но с горячей водой приходилось держать ухо востро. В огромном баке находился крутой кипяток. Стоило ненароком чуть сильней повернуть вентиль, как тут же из огромного кранового носа с шумом и фырканьем вырывалась тугая обжигающая струя, грозящая уничтожить все вокруг.

В такой экстремальной обстановке матери семейства приходилось мыться самой, мыть двух, а позже трех девиц, промывать им длинные волосы и при этом умудриться никого не заморозить и не простудить. Самым «прикольным» становилось возвращение с помывки поздним осенним вечером. В полной темноте, гуськом, цепляясь друг за друга, семейная бригада, как истомленная в боях пехота, по сантиметрам продвигалась к дому через огромные валы грязи, пытаясь нащупать почву под ногами и не зарюхаться по уши в лужу.