Глянцевая женщина

— О, это долгая история. И это было так давно. Я поняла вдруг, что не люблю, когда публика на меня глазеет. Это немного унизительно. У них какой-то зоологический интерес к актерам, точно к зверушкам в зоопарке. Не знаю, почему я вообще пошла в актрисы. В детстве я была очень застенчивой и страдала от этого. Чтобы преодолеть эту застенчивость, наверное, и поступила в театральное. Мне так нравились яркие, смелые люди. Очень хотелось быть такой же. Чтобы все любовались тобой, восхищались. Да, хотелось быть в центре внимания. Может, мне не хватало любви? Я росла очень слабенькой девочкой. Любила солнце, ласку и тепло. Вот и хотелось, чтобы все меня любили. Весь мир!

Елена Ивановна как-то смущенно улыбнулась и тотчас же преобразилась — стала такой уютной и домашней, чем-то неуловимо похожей на маму Виктора Петровича.

— Но вы хорошая актриса! — Теперь он в этом был уверен, хотя и не помнил ее по сцене. В тот период, когда Елена Ивановна была активно занята в репертуаре, Виктор Петрович был еще подростком и посещал театр крайне редко.

— Парадокс нашей жизни, — опять улыбнулась она, — кто хочет, тот не может, а кто может, тот не очень-то хочет. Так ведь во всем. Человеку становится неинтересно заниматься тем делом, которое он освоил в совершенстве.

— А чем вы занимаетесь теперь?

— Мемуары пишу, — рассмеялась она, — однако почему мы говорим обо мне, а не о… деле?

Она не сказала: об убийстве, из чего следователь сделал вывод, что пожилая дама не любит страшилок и предпочитает не думать о вещах неприятных.

— Вы ведь сказали, что ничем не можете помочь, — вздохнул он и захлопнул папку с бумагами, где делал свои заметки по ходу беседы.

— Не могу, разумеется, потому что я ничего еще не знаю об этом деле. Зинаида Николаевна была так перепугана, когда мне позвонила, что толком ничего не рассказала — только то, что хотела спуститься вниз за газетами, увидела, что дверь соседей приоткрыта, позвала Алину, хозяйку, та не ответила. Тогда Зинаида Николаевна заглянула в приоткрытую дверь и увидела бедную женщину. Позвонила в милицию, затем — мне. Вот и все. Она так ахала и охала, так причитала и стонала, зубы ее так клацали от страха, что разобрать что-либо в этом несвязном бормотании было невероятно проблематично. Я было собралась пойти на место преступления, но тут увидела в окно милицейские машины. Вы так быстро приехали, что я сочла для себя неудобным путаться под ногами у сыщиков. Таким образом, я располагаю минимумом информации, поэтому и не могу ничем помочь.

Следователя позабавили слова бывшей актрисы. Выходило так, что если бы она владела информацией, то помогла бы им найти убийцу.

— Расскажите, пожалуйста, что вы увидели, когда приехали на вызов, — деловито осведомилась дама.

Виктор Петрович едва мог сдержать улыбку. Однако не в его правилах было отпугивать свидетелей. И он принялся не торопясь, обстоятельно излагать. Кто знает, может быть, расположив к себе Елену Ивановну, он поможет тем самым ей вспомнить еще какие-то детали, проливающие свет на трагическое происшествие.

— Дверь подъезда не была заперта, — начал он, — в квартиру тоже приоткрыта. Убитая лежала в прихожей вниз лицом, на затылке — огромная рана. Рядом валялся молоток, которым, вероятно, был нанесен удар.

— А как она была одета? — спросила Елена Ивановна. Виктор Петрович с интересом глянул на нее — вопрос в точку.

— Не в домашнее. На ней были строгий костюм и плащ, на ногах туфли, в руках зажата сумочка.

— Стало быть, она собиралась выйти из дому. Значит, убийство совершено около половины девятого. В это время она отправлялась на работу в какую-то фирму. Говорили, что она устроилась туда несколько месяцев назад, стала неплохо зарабатывать. Чего нельзя сказать о ее муже. Он нигде не работает. Говорит — в нашем городе нет работы для такого квалифицированного специалиста. Он кандидат искусствоведения. Они с Алиной закончили, кажется, филфак Московского университета. Одно время он работал в местном музее, Алина же преподавала где-то в училище. Это все, что я знаю о них.

Виктор Петрович торопливо записывал сообщаемые сведения.

— Она лежала головой к порогу? — спросила вдруг Елена Ивановна.

— Именно так.

— Странно, не правда ли? Я хочу сказать, что если бы ее убил грабитель, то есть человек, которого она впустила в квартиру, ее тело сейчас находилось бы совершенно в другом положении. Не могла же она допустить, чтобы убийца зашел ей за спину и ударил по затылку. Затем — орудие убийства. Молоток. Вещь сугубо домашняя. С молотками обычно не ходят по улицам. Значит, убийца знал, где в этом доме хранятся инструменты.

— Вы хотите сказать, что ее убил муж?

— Я далека от каких-либо умозаключений на данном этапе расследования, — вполне серьезно заявила дама, — я надеюсь, вы не оставите меня в неведении относительно выводов экспертизы… Ну и вообще… Мы ведь будем общаться? Вы мне позволите время от времени заглядывать к вам в кабинет и узнавать новые сведения?

— Но… Зачем?

Виктору было любопытно, что ответит актриса на прямо поставленный вопрос.