Глянцевая женщина

— Что?!. Что тут?!. Это что?.. Ее убили? Вы кто такие? Из милиции? Это Алина, да? Моя жена? Ее убили? Где она? Где ее тело? В морге? Вы почему молчите все? Что тут случилось?

Он слишком много задавал вопросов. Он кричал истерическим, слишком высоким для мужчины голосом. А глаза… Виктор прекрасно это помнит — глаза Евгения Леонидовича оставались холодными и настороженными. Даже враждебными. Что было дальше? Он аккуратненько поставил свои пакеты на пол. И только после этого упал на стул, стоявший тут же в прихожей под вешалкой, и зарыдал. А ему ведь никто ничего еще так и не ответил. Обычно люди до последнего надеются. И ждут ответа. Смотрят не настороженно и не враждебно, а скорее как-то так жалобно, как будто просят этим взглядом: вы только ничего плохого мне не говорите… На вопросы он категорически отказался отвечать.

— Мне плохо! — кричал он. — Я не могу сейчас логично мыслить! Какая разница, где я был? Ходил по магазинам — вы же видите. При чем здесь это? У меня жена погибла!

— А откуда вы знаете? — осторожно спросил его Виктор Петрович.

Кричавший тотчас затих. Он снизу вверх посмотрел на стоявшего рядом с ним следователя, затем дрожавшей рукой указал на пол:

— А это кто? Кто тут лежал? Кого убили? Не Алину?..

Узнав, что именно Алину, Евгений Леонидович вновь забился в истерике. И как-то все ненатурально это было. Как будто он заранее готовился к подобной роли, репетировал, но на премьере чересчур перестарался и «наиграл». Виктор поймал себя на мысли, что использует в своих умозаключениях театральные термины. Вот ведь… Зацепила старушка его за живое. Что-то в ней есть. Как будто знает и понимает в этой жизни нечто такое, что пока недоступно ему. И не в силу возраста. Нет. Создается впечатление, что эта женщина владеет некой информацией, которая и позволяет ей так точно разбираться в людях и в происходящих с этими людьми событиях. Но, однако, нельзя отвлекаться от размышлений об убийстве.

Итак, поведение мужа убитой весьма подозрительно. Но к сожалению, свидетелей убийства нет. И улик — никаких. По словам мужа, в доме ничего не тронуто, ничего не пропало. Да там и красть-то явно нечего. Судя по обстановке, эта семья буквально нищенствовала. Даже в комнате девочки вся мебель старая, обшарпанная, занавески на окнах похожи на грязные тряпки… Хозяйкой убитая была никудышной — повсюду пыль и грязь. Какой-то медвежий угол, ночлежка, а не жилище пусть бедных, но чистоплотных и хозяйственных людей. В этой семье не было лада. Здесь не было уюта и тепла. И завершающим аккордом в совместном существовании обитателей этой запущенной и неухоженной обители стало убийство. Вполне логический финал полуразрушенной конструкции под названием «семья», созданной наспех, непродуманно, без любви и без искреннего желания свить уютное гнездышко, в котором зародилась бы новая жизнь… И в такой атмосфере муж вполне мог убить нелюбимую или же неверную — это предстояло выяснить, — жену.

От бесплодных раздумий Виктора Петровича оторвал телефонный звонок.

— Ну как ты? — прозвучал в трубке голос отца.

Виктор вздохнул:

— С переменным успехом.

— А мать вот говорит, что у тебя какие-то проблемы. Передаю ей трубку.

— Сынок, — взволнованно заговорила мать, — ты бы зашел к нам, хоть показался на глаза, ты же знаешь, как мы волнуемся. Сон вот приснился: ты такой. озабоченный сидишь за столом, а вокруг бумаги, бумаги… Трудное дело?

Виктор невольно рассмеялся:

— Ты, мама, просто экстрасенс у меня.

— Материнское сердце — вещун. Я же с тобой на одну волну настроена. Так что там у тебя?

— Убийство. Никаких улик. Кстати, я познакомился с актрисой. С бывшей актрисой. Живет в том же доме, где и произошло убийство. Елена Ивановна Гринева.

— А-а… — Голос матери стал суше. — Бывшая пассия нашего папеньки. Любит разыгрывать из себя королеву. А на самом деле просто старая хулиганка. Живет как хочет. На общественное мнение просто плюет. Мне чудом удалось вырвать отца из ее когтей. О! Трубку рвет из рук…

— Что там за пассия? Кого убили? — вновь послышался голос отца.

— Да нет, она только соседка убитой. Актриса Гринева. Занятная особа. Набивается к нам в группу расследования.

— А ты не отвергай, пусть набивается. Улик-то мало?

— Никаких.

— Ну вот и пусть себе тоже расследует. Она тетка неглупая. Поговорит с одним, с другим, глядишь — и принесет что-нибудь в клювике. Птичка по зернышку клюет.

— А у тебя с ней было что-то в пору твоей далекой юности?

— Что за вопросы, сын… Упаси Бог! У нее кавалеры только столичные водились. Кинозвездуны всевозможные. Куда уж обыкновенному лейтенанту милиции, каковым я являлся тогда. И потом, я же маму любил твою. Это она не верит мне и дуется. Ну, хватит дуться, — заговорил он в сторону от трубки, — что ты как маленькая, в самом деле…

— Ладно, па, у меня тут дела. Может быть, вечером и заскочу.

Положив трубку, Виктор улыбнулся, представив, как его немолодые родители «дуются» друг на друга на почве ревности.

Раздался негромкий стук в дверь.

— Войдите! — крикнул Виктор.