Глянцевая женщина

Инга получила наконец возможность незаметно взглянуть на зловещих заговорщиков, сидевших позади нее. Странно люди как люди. Ничего криминального в выражении лиц. Больше того — оба смеются, должно быть, и забыли, о чем болтали до начала собрания. Но все же в ней проснулся какой-то сыщицкий азарт, и она постаралась держаться поближе к этим двум злодеям. Вскоре выяснилось, что одного зовут Валерий Аверьянович, другого — Игорь Александрович. Оба актера были в возрасте от пятидесяти до пятидесяти пяти. В курилку они не пошли, а направились в свою грим-уборную и по дороге ни о чем таком не говорили — так, все больше о дачах и об урожаях огурцов и помидоров. Хозяйственные мужички, ничего не скажешь. Как-то все органично уживалось в них — любовь к природе и труду в огороде с ненавистью к начальству, доходящей до самозабвения.

— Инга Савельевна! — окликнули ее.

К ней подбежал завтруппой.

— Инга Савельевна, зайдите в кабинет Миры Степановны!

Все, кто стоял на площадке перед кабинетом главной, разом умолкли и уставились на нее. Даже ради приличия не посчитали нужным скрыть свое любопытство. «Ну и нравы», — подумала Инга.

— Вот наша новая актриса, — сразу же, едва Инга открыла дверь кабинета, заговорила главный режиссер, обратив улыбающееся лицо к сидевшему с ней рядом за столом начальнику комитета по культуре Еремишину. — Н-ну… Оставляю вас. Знакомьтесь.

И, бросив эту фразу, она, игриво усмехаясь, вышла из кабинета и плотно прикрыла за собой дверь.

«Ах вот в чем дело! — ахнула про себя Инга. — Ах ты, старая сводня! Вот я зачем тебе была нужна! Вот почему ты не захотела даже и монолог прослушать. Тебе не талант мой нужен, а смазливая мордашка, чтобы начальникам подкладывать…»

От Инги Дроздовой никто и никогда не ожидал решительных действий и смелых поступков. Хрупкая, нежная, с огромными глазами и светлыми от природы волосами, она на вид была совершенной Дюймовочкой, только высокого роста. Но когда педагог по мастерству в ГИТИСе посмел протянуть к ней ручонки, она отвесила ему такую оплеуху, что он едва на ногах устоял.

— Да я тебя… — сквозь зубы процедил он. — Ты у меня завтра же вылетишь с курса!

— Только попробуй меня тронуть, — также на ты ответила Инга, — я подниму такой скандал!

И он не тронул! Больше того — ставил только пятерки по мастерству актера целый год. А потом его выперли из института — на чем-то все же прокололся.

Инга смотрела на начальника комитета по культуре. Он едва доходил ей до плеча. Острый носик от возбуждения стал совершенно красным — видно, этот недомерок хорошенько закладывал за воротник. Маленькие глазки блестели, слюнявый рот кривился в плотоядной улыбке.

— Очень приятно, очень приятно, — повторял он и протягивал ей ручку, которая наверняка оказалась бы потной, протяни ему Инга свою.

Но она этого не сделала. Брезгливо сморщившись, она спрятала руки за спину.

— Да будет вам известно, что дама первой руку подает, — проговорила она с явной насмешкой. И добавила: — Если захочет, разумеется.

В маленьких глазках начальника сначала мелькнула явная растерянность, а потом они зажглись такой ненавистью, что Инга даже отшатнулась.

— А ты, значит, не хочешь? — прошипел он.

— Я — нет. И попрошу впредь называть меня на вы!

Она резко повернулась и вышла из кабинета. Все стоявшие на площадке вновь замолчали и снова, даже с преувеличенным и наигранным любопытством, уставились на нее. Мира Степановна, что-то тихонько обсуждавшая с народной артисткой Пуниной, обернулась и долгим взглядом посмотрела на Ингу.

Ни слова не говоря, Инга стала спускаться по лестнице. Она решила прогуляться по улице, чтобы немного успокоиться и прийти в себя.

Рядом с театром был горсад. Она вошла в тенистые аллеи с намерением посидеть на скамеечке и хорошенько пораскинуть мозгами. Август в этом году оказался достаточно жарким, и ей тотчас же захотелось пить. Она купила бутылку минеральной в одной из палаток и стала искать подходящую скамейку. Несмотря на будний день, народу в парке было довольно много, и не бабушки с внуками составляли большинство, а молодые девушки и парни. Все пили пиво, хохотали, сквернословили. На душе стало и вовсе муторно. Инга сделала пару глотков и решила вернуться в театр. Там по крайней мере было прохладно. Может, и распределение уже вывесили.

Его и в самом деле вывесили. И на роль Анны была назначена не Инга, а толстая и старая Тучкова. Фамилия Дроздовой значилась в самом конце, в массовых сценах.

Рядом с Ингой у расписания стоял актер неопределенного возраста — маленький, худощавый, со злыми глазами. Он ткнул пальцем в начало списка, где стояли фамилии Анны Карениной и Вронского, и, отчеркнув строку, уперся в фамилии исполнителей этих ролей. Не найдя, очевидно, своей, он так же пальцем стал прослеживать каждую роль и каждую фамилию, спускаясь все ниже и ниже. Наконец, уперевшись в последнюю строчку с текстом: «Лакей на скачках — С. Ю. Провоторов», он в удивлении всплеснул руками и громко выкрикнул:

— Ну надо же! Ты посмотри-ка! Клована нашли! Я вам не клован на манеже!