Глянцевая женщина

Инга решила не сдаваться и доказать, что она имеет больше прав на эту роль. На первой застольной репетиции Мира Степановна была настроена на редкость благодушно и предложила актерам высказать свои соображения по поводу инсценировки. Почему-то никто не решался начать первым. Даже супруг Миры Степановны Захар Ильич, который должен был играть Каренина, только похмыкивал, но ничего не говорил. Пунина тоже помалкивала. Она лишь мило улыбалась и не сводила влюбленного взгляда с главного режиссера. Как видно, это трогало Миру Степановну. Она бродила вокруг длинного стола в репзале, за которым чинно восседали безмолвные исполнители главных и второстепенных ролей, а проходя мимо Нивеи Пуниной, положила ей руку на плечо и слегка потрепала, как верного пса. Пунина тут же растеклась по стулу и преданно потерлась щечкой о хозяйскую длань. Ингу едва не стошнило от такой пошленькой и мерзопакостной сцены. И неожиданно она заговорила. Словно решила вовлечь в творческий процесс этих неискренних людей с фальшивыми и вымученными улыбками. Она говорила об образе Анны, все более и более увлекаясь и не замечая, что происходит вокруг нее. Анна — не истеричная особа, как представляют ее многие, рассуждала Инга. У нее ласковая улыбка — такой она появляется впервые в романе. Ей под тридцать, а выглядит она на двадцать два года. Потому что пребывает в душевном равновесии. Она — как чистый пруд в ясную погоду. Ей хорошо. Каренин добр и деликатен, он опекает свою молодую жену, как отец. У Анны чудный сын, прекрасный дом, и жизнь ее течет так ровно, так покойно. Душа ее чиста, прозрачна. Вот почему и на лице этой счастливой женщины нет следов страсти и вины, душевных бурь. Ее взгляд ничего не скрывает. И она даже не пытается кокетничать, интриговать. Никому не завидует, ничего страстно и мучительно не жаждет. Но вот увидел этот ясный свет в ее глазах дерзкий и избалованный мальчишка и захотел присвоить себе право возмутить нежное спокойствие непорочной души. Он бросил камень в прозрачные воды пруда, он налетел как вихрь, он взбаламутил все вокруг своей жадной страстью, эгоистическим желанием иметь недоступное — и совратил неопытную Анну. И лицо ее стало другим. Сознание вины и плотского греха исказило черты Мадонны. Безмятежность сменилась мятежностью…

— Хватит!

Инга вздрогнула и замерла с полуоткрытым ртом. Как ни была она увлечена своими мыслями и тем, чтобы яснее донести их до окружающих, она все-таки краешком сознания отмечала, что на всем протяжении ее монолога Мира Степановна уже не спокойно прохаживалась вокруг стола, а буквально металась и корчила страшные рожи, впиваясь взглядом в лицо Инги. И наконец, не выдержав, остановилась прямо против нее и рявкнула это свое оглушительное «Хватит!».

— Мира Степановна! — вскочила вдруг Нивея Пунина. — Вы знаете, я перечитывала много раз роман Толстого, но образа Анны я не поняла! Он такой сложный…

Пунина села и бросила короткий победный взгляд на соперницу.

«Боже! — ахнула Инга про себя. — Я же взяла на себя функции Завьяловой — как она понимает их. Это она должна была все разъяснить и раскодировать все образы Толстого. А мы должны ей только в рот смотреть и ждать, что она скажет! Ну конечно… Это игра такая в этом театре: актеры — глупые детишки, а Мира Степановна — такая мать-игуменья, вся из себя премудрая наставница. Она разобъясняет нам, дуракам, что да к чему, а мы должны лишь восхищаться ее талантом, ее мудростью и прочими необычайными и удивительными способностями».

И точно — едва лишь Мира Степановна заговорила, как Пунина аж подалась вперед, ловя каждое слово.

— Ну конечно, Нивея, конечно… — тяжело, с придыханием вещала Завьялова, как видно, борясь с бушевавшей в ней яростью, которую вызвала эта выскочка Дроздова. — Толстой — это ведь не дешевый графоман. Это сложнейший'' автор. Это глыба. Только какая-нибудь вообразившая себя ‘ философом пустышка может трактовать его образы с налету, с наскоку. Я с этим романом живу уже три года. С ним ложусь и с ним встаю. И даже мне еще не все в нем ясно. А уж Анна… Это такая бездна подсознательного… Это такие вторые и третьи планы, такой характер… Да как можно так примитивно трактовать ее? — Мира Степановна даже взвизгнула. — Если хотите — у Анны был Эдипов комплекс!

Инга аж подскочила на стуле.