Глина, вода и огонь

Я не буду говорить о том, что у нас в Делфте знает любой, что китайцы, как никто в мире, умеют изображать птиц, драконов, слонов, людей и китайские домики, а также рисовать цветы, и следует только удивляться, как они знают, какой рисунок можно приложить к вазе той или иной формы. И, на мой взгляд, никакой рисунок и краски фаянса не могут сравниться по красоте с рисунком и красками фарфора, они всегда будут грубы и аляповаты при таком сравнении.

Я не хочу распространяться о том, сколь безмерно ценили на всем Востоке китайский фарфор и как арабы воспевали фарфоровую посуду в своих сказках.

Послушай, однако, о главном, о чем я все толкую тебе и что ты никак не можешь и не хочешь понять. Слушайте и вы, мастера, и пусть то, что вы услышите, заставит вас уразуметь, что без тайных знаний никакие тигли, никакие кисти не помогут изготовить настоящий фарфор — тот, к которому прикасались не только человеческие руки.

Я поведаю вам о дивных чарах, заключенных в фарфоре. Марко Поло[81], итальянский купец и путешественник, проник в Китай четыреста лет назад. Он был первым европейцем, увидевшим фарфор, и был свидетелем того, какие чудеса происходят с фарфоровыми чашами не только в Китае, но и за его пределами[82]

.

При дворе монгольского хана увидел он чудо, о котором написал в книге своих путешествий так: «Сидит великий хан в своем главном покое. А чаши расставлены в покое, на полу, шагах в десяти от стола; разливают по ним вино, молоко и другие хорошие питья. По наговорам да колдовству ловких знахарей полные чаши сами собою поднимаются с полу, где они стояли, и несутся к великому хану, хотя никто к тем чашам не притрагивался. Десять тысяч людей видели это; истинная то правда, без всякой лжи». Вот что видел и описал Марко Поло. Подумайте сами, может ли такое быть с обыкновенной, даже очень хорошей глиной!

А на той башне из фарфора, о какой я только что рассказывал, висели по карнизу фарфоровой крыши маленькие фарфоровые колокольчики. Чуть только ветер колебал воздух, колокольчики начинали звенеть, а китайцы говорили: «То разговаривают с нами сами боги». Конечно, это так и есть, ибо если богам и духам нужно что-то поведать людям, а люди не сведущи в языке богов, нужен им посредник, то таким посредником между богами и людьми может быть только фарфор. Он — переводчик, и есть мудрецы, которые поднимаются на башню слушать речи богов, как ее передают фарфоровые колокольчики, понимают язык фарфорового звона и объясняют другим, что хотели сказать боги. Об этом и о многом другом рассказывал мне капитан Питере, мой друг, который много раз бывал в Китае и никогда не лжет. Он-то и привез мне редкостную китайскую чашу, совершенно белую, в которой от налитой жидкости проступает лицо китаянки, душа которой, как говорит Питерс, заключена в фарфор с помощью колдовства.

Вот что сказал мастер Врум.

А мастер Фридрих ответил на это:

— Что толку, в ответ на твои речи перечислять все, что сделано, и все, что можно сделать из фаянса. Однако, если в этом ты усматриваешь достоинство материала, я, конечно, напомню купола храмов, стены дворцов, огромнейшие восточные бассейны и наряду с ними тончайшие и бесконечно малые вещицы — солонки и подсвечники для крошечных свечек, что сделаны руками французов. Еще напомню вам, что, помимо фаянсовой посуды, существуют тысячи вещей, выполненных в фаянсе, а именно: вазы, флаконы, лампы, фонари, печки, камины, шахматы, глобусы, надгробные плиты, курильницы для благовоний, рамы для зеркал, табуретки, лестницы, а также статуи и еще многое другое. Так что в мире нет ни одной вещи из человеческого обихода, выполненной в металле, мраморе, бронзе или дереве, какую нельзя было бы повторить в фаянсе и фаянсовый слепок ее поставить на службу человеку.

И в этом свойстве фаянса — заменить собою любой материал, равно как простой, так и благородный, вижу я подлинное чудо, которое волнует меня более, нежели летающие чаши колдунов.

Конечно, Марко Поло — человек известный, а капитан Питере — доблестный и правдивый моряк; но кто знает, какие напитки пили они там, в далеком Китае, из этих фарфоровых сосудов.

Вспомним лучше великого флорентийца Луку делла Роббиа[83], который еще мальчиком, обучаясь у ювелира тонкому его ремеслу, открыл в себе силы и попытался сделать мраморную скульптуру. И получилось так, что со временем не осталось для него материала недоступного. Он одинаково свободно отливал в бронзе большие скульптуры, был великолепным мраморщиком и не менее великолепным резчиком по дереву. При всем том был он и превосходным художником, и у него всегда хватало ума и таланта выполнить любой заказ так, что все сразу узнавали его руку и очень хвалили. Заказывали же ему украшения для алтарей и оформления органов[84], где во всю стену шли огромные трубы, а фигуры святых и ангелов, парящих в небе, словно бы заключали орган в подвижную и богатую раму.