Глиняные буквы, плывущие яблоки

— Воду! Все жертвуем воду на Банный день! Жертвовать никому не лень! — кричал карлик-водовоз, объезжая село. На водовозе была маска в виде птичьей головы и остроконечная шапка.

Рядом шагал Участковый, помахивая плеткой.

С тех пор, как иссяк в Бане горячий источник, каждый должен был жертвовать на Банный день половину запасов своей воды. Тех, кто жадничал, следовало десять раз воспитывать плетью. В последние годы эту почетную обязанность брал на себя Участковый.

Вода собиралась плохо. Люди жадничали.

— Мы этой водой даже Зал Луны не наполним, — жаловался карлик. — Вот раньше, помню, воды было — утонуть. Хоть на подводной лодке в нее ныряй!

Участковый молча махал плетью.

— Воду! Завтра Банный день! В день великой чистоты — с неба падают цветы!

Участковый заходил в дома, заглядывал в колодцы, проверял баки, угрожал, проводил разъяснительные беседы. Пару раз даже высечь пришлось… Жадные хозяева подставляли свои немытые спины, но воду на традицию предков не отдавали.

Из некоторых дворов выходили какие-то слабые, высохшие люди; их сухие щеки шевелились на ветру, как ветошь. Плач поднимался и плыл невидимым дымом.

— Воду! Солнце уходит из дома Весов, дом закрывает на засов! Кто не успел, того Скорпион съел. Все жертвуем воду на Банный день! Завтра Банный день!

Последним был двор Учителя.

Тот, издали услышав завывания водовоза и скрип подводы, стоял с готовым ведром.

Участковый, играя плетью, сощурился на ведро, потом на Учителя.

— Это — все, — сказал Учитель.

— Нет, Ариф-жон, это — не все, — ухмыльнулся Участковый. — Тебя Председатель видеть желает. Скоро в Бане будет, готовность проверять. Пойдешь с нами.

— Вот раньше воды было, — говорил водовоз, повернувшись к Учителю, — не знали, куда девать. Откроют кран и расходуют. Не для полива, а просто так — теки, водичка. И смотрят, как она любопытно по земле ползает и ветвится. И как песок ее без надобности проглатывает. На такое отношение — не только вода, любой обидится.

Мимо, покачиваясь, проплывало село. Ворота Ивана Никитича с пустым почтовым ящиком. Для чего ему был нужен этот ящик, если последние десять лет в него, кроме пыли и снега, ничего больше не падало?

— Потом деревья на нас обиделись, — продолжал водовоз, болтая маленькими ногами. — Это вообще страшно было. Один раз ко мне ночью пришли, деревья. Сели надо мной на свои деревянные корточки, советуются. Что со мной сделать, если я воды им не дам. Дух вишни говорит — ветками проткнуть. Дух яблони слово берет и возражает. Лучше, говорит, яблоком его угостить, которое в кишках само зажигается, как салют. Я так этой беседы испугался, всю воду им отдал… Хорошо, последнее время деревья перестали приходить. Это, кстати, старики с вашим приходом, Учитель, связывают. Говорят, вы такие буквы знаете, что при виде них у этих ходячих деревьев ветви отваливаются. А без ветвей им приходить к человеку неудобно. Еще говорят, что вы, Учитель, хотите нашу Баню взорвать и новую построить. И в новой бане будете учить детей языку рыб!

— Тихо! — Участковый замахнулся на карлика плеткой.

— Молчу, молчу, Искандер-акя. Вот вы Учителя в тюрьму за колдовство усадите, когда я еще с ним в такой непринужденной обстановке встречусь?

— У нас в тюрьму за колдовство не сажают, — нахмурился Участковый.

— Да? И что — колдуй, сколько хочешь? Нет, государство должно бороться с колдунами. А то они сами все государство заколдуют. Вот американцы нас заколдовали — у меня в один год сразу шесть кур скончалось. Кстати, Учитель, когда будете детей языку рыб обучать, возьмите меня тоже за парту… Э, кто это бежит? Наверно, еще один заколдованный. А, это наш Муса. Привет, Муса!

Сияющий Муса подбежал к подводе. Наскоро поздоровавшись, забормотал:

— Учитель, я искал вас… У нас радость! Не хотел прежде срока говорить, но не могу один такое счастье в себе носить… Ведро… Учитель, мне судьба расцвела — Марьям-хон ребенка ждет! Помогло святое ведро! Ребенок будет!

И разрыдался, бедный.

Зашумели поздравления. Даже Участковый спрятал куда-то свою плетку и обнял Мусу. Молодец, Муса! Пятнадцать лет целился и вот прямо в цель попал! Ты всегда был молодцом, Муса, у тебя такая же открытая душа, как у твоего двоюродного брата, с которым я в школе за одной партой сидел, как у твоего дяди, который меня, как отец, баловал… Не плач, Муса! Вот какие чудеса святые места в человеческом организме производят…

Водовоз свою птичью маску снял, расцеловал Мусу. Лицо водовоза оказалось тоже птичьим — нос-клюв, шея длинная и подбородок от нее почти не отгорожен… С таким лицом можно даже маску не надевать, сразу на должность клоуна устраиваться.

— Поздравляю, Муса, — говорил Учитель. — Рад за Марьям-хон. Ей сейчас, наверное, ваше присутствие необходимо.

— Да, разумеется! — уже смеялся Муса. — Учитель, а вы сейчас куда?

— Меня везут к Председателю.

Муса посмотрел на Учителя:

— Ариф-жон, извините… У вас лицо сегодня какое-то желтое — вы не заболели? У меня дома какая-то таблетка есть — отец покойный когда-то из столицы привозил. Тогда хорошо лекарства делали. Хотите, принесу?