И уже в июне 2011 года, когда встал вопрос о принятии аналогичной резолюции в отношении Сирии, в Москве заявили, что наложат на нее вето. Как сказал Медведев в интервью «Файненшл Таймс»: «Что я не готов поддержать, так это резолюцию а-ля 1973 по Ливии, потому что из неплохой резолюции сделали бумажку, которой прикрывается бессмысленная военная операция».
Тогда уже назревал Сирийский кризис. В Сирии началось массовое протестное движение, которое решили поддержать и США, и их союзники в регионе, поставив задачу по ливийскому образцу сменить режим и в Сирии. Но уже в мае 2011 года Дмитрий Медведев дал понять, что Запад больше не может рассчитывать на подобную поддержку Москвы, на то, что в Сирии будет позволено повторить то, что делается в Ливии. К этому времени российская позиция уже оформилась — был достигнут консенсус: больше мы в эту игру в поддавки не играем.
Таким образом, именно ливийские события стали для нас концом «перезагрузки». Мы столкнулись с невозможностью поддерживать новые военные акции по силовому вмешательству США и их операции по «смене режимов» в других странах. Невозможно было и подыгрывать желанию Вашингтона оставлять Москве роль беспомощного наблюдателя. В этих событиях роль страны, которая не способна повлиять на ход событий, а лишь подстраивается, подлаживается, воздерживается, оказалась неприемлемой для России.
Тем временем администрация Обамы продолжала линию на поддержку антироссийской политики Грузии и превращение этой страны в неформального члена западного альянса. Та же линия проводилась по отношению к Молдавии. США готовили такие же сдвиги и на Украине.
Позже помощник госсекретаря США в администрации Обамы Виктория Нуланд заявила, что американцы вложили 5 млрд долларов в «демократизацию Украины», имея в виду весь комплекс программ, которые финансировались из США, — в сфере образования, политики, развития НКО и т. д. Таким образом, США продолжали свою активную работу по ослаблению российского влияния на постсоветском пространстве и созданию политических условий для отрыва бывших советских республик от России. Все это, конечно, не было секретом для российского руководства.
Однако в тот период политика США на Украине и в других республиках бывшего СССР были фоновым раздражителем. Главной же причиной нового обострения стали усилия США по смене режимов на Ближнем Востоке. США столкнулись с нашим неприятием действий западного альянса в Ливии и отказом дать добро, пусть даже в пассивной форме, на повторение такой же операции в Сирии, где назревал новый крупный международный кризис. На мой взгляд, новая холодная война началась именно из-за Сирии, именно там фронтально столкнулись интересы США и России. И только спустя три года возник кризис на Украине, новая холодная война началась не из-за нее. Украина лишь придала этой войне исключительно острую конфронтационную форму.
В моей памяти застыло выражение лиц Путина и Обамы на саммите G8 в Лох-Эрне (Северная Ирландия), состоявшемся в июне 2013 года. Это снимок, запечатлевший двух президентов после переговоров: Путин с каменным лицом смотрит в одну сторону, Обама, с таким же каменным лицом, — в другую. Это была фиксация полного взаимного отдаления Москвы и Вашингтона. В Лох-Эрне семь членов «Большой восьмерки» попытались надавить на Путина, чтобы изменить его позицию по Сирии. Путин отказался это сделать и возвращаться к ливийской схеме. Отказался от предложения закрыть глаза на смену режима в еще одной важной для себя стране. Запад же отказывался примириться с такой линией поведения российского лидера. Начинала набирать обороты новая холодная война.
10. Политика «сдерживания» и попытка изоляции России
К 2012 году, когда Путин вновь был избран президентом России, на Западе возникло большое разочарование отношениями с Москвой. И неудивительно: «перезагрузка», как и сближение России с ЕС, рассматривались не столько как самоцель, как способ создания более стабильных и предсказуемых отношений, а прежде всего как новые инструменты по подчинению России системе западных интересов. Конечно, напрямую эта задача не формулировалась. Но по факту Запад преследовал именно такую целью.
В США достаточно откровенно, хотя и не прямо, об этом говорил вице-президент Байден, чье высказывание мы уже приводили. В Европе же была взята линия на так называемое сближение через модернизацию. Смысл состоял в том, что европейские страны через торговлю, инвестиции, другие формы сотрудничества окажут содействие экономической модернизации России, а она должна будет пересмотреть ряд своих подходов и позиций, которые не отвечают или противоречат западным интересам.
Ставка делалась и на внутреннюю трансформацию России — в сторону более либеральную, более прозападную, более примирительную, более компромиссную. В западном альянсе рассчитывали, что в России постепенно откажутся от собственно российского восприятия мира, а ему на смену придет некая усредненная, «бесполая» евро-философия.